ы повидать своего пасынка Гая, назначенного 
наместником Востока, он заметил в нем отчужденность, вызванную наговорами Марка 
Лоллия, его спутника и руководителя. (3) Заподозрили его и в том, что обязанным 
ему центурионам, когда они возвращались с побывки в лагеря, он давал 
двусмысленные письма к различным лицам, по-видимому, подстрекавшие их к мятежу. 
Узнав от Августа об этом подозрении, он стал беспрестанно требовать, чтобы к 
нему приставили человека из какого угодно сословия для надзора за его словами и 
поступками. 13. Он забросил обычные упражнения с конем и оружием, отказался от 
отеческой одежды, надел греческий плащ и сандалии [35] и в таком виде прожил 
почти два года, с каждым днем все более презираемый и ненавидимый. Жители 
Немавса [36] даже уничтожили его портреты и статуи, а в Риме, когда на 
дружеском обеде зашла о нем речь, один из гостей вскочил и поклялся Гаю, что 
если тот прикажет, он тотчас поедет на Родос и привезет оттуда голову ссыльного 
– вот как его называли. (2) После этого уже не страх, а прямая опасность 
заставили Тиберия с помощью матери неотступными просьбами вымаливать себе 
возвращения.
 Добиться успеха помог ему счастливый случай. Август твердо решил ничего не 
предпринимать по этому делу против желания старшего сына; а тот в это время был 
в ссоре с Марком Лоллием и легко уступил просьбам отчима. И вот, с согласия Гая,
 Тиберию разрешено было вернуться, но при условии не принимать никакого участия 
в государственных делах. 14. Возвратился он на восьмой году после удаления, с 
уверенностью питая большие надежды на будущее.
 Предсказания и предзнаменования с малых лет поддерживали в нем эти надежды. 
(2) Еще когда Ливия была им беременна и различными гаданиями пытала, родит ли 
она мальчика, она вынула яйцо из-под наседки и со служанками по очереди грела 
его в руках; и вылупился петушок с гребнем небывалой величины [37] . А когда он 
только что родился, астролог Скрибоний возвестил ему великое будущее и даже 
царскую державу, но без царских знаков; ведь тогда еще власть цезарей была 
неизвестна. (3) Когда он выступил в первый поход и через Македонию вел свое 
войско в Сирию, перед Филиппами вдруг сам собою вспыхнул огонь на алтарях, 
некогда воздвигнутых победоносными легионами. Потом, на пути в Иллирик он 
посетил близ Патавия оракул Гериона, и ему выпало указание для ответа на свои 
вопросы бросить золотые кости в Апонов ручей [38] , а когда он это сделал, 
кости легли самым счастливые броском: их и сейчас можно видеть там под водою. 
(4) За несколько лишь дней до его возвращения с Родоса в Рим на крышу его дома 
сел орел, никогда ранее не виданный на острове [39] ; а накануне того дня, 
когда он узнал о своем возврате, ему при переодевании показалось, что на нем 
пылает туника. Фрасилл, астролог, которого он держал при себе из-за его 
опытности в искусстве, едва завидел корабль, сразу объявил, что он везет 
хорошие вести: это было для него самым большим испытанием, потому что Тиберий, 
видя, что вопреки его предсказаниям дел идут все хуже, и решив, что перед ним 
обманщик, опрометчиво посвященный в его тайны, в это самое мгновенье их 
совместной прогулки хотел сбросить его в море [40] .
 15. По возвращении в Рим он представил народу своего сына Друза, а сам тотчас 
переселился из Помпеева дома, что в Каринах [41] , на Эсквилин, в сады Мецената.
 Здесь он предался полному покою, и занимался только частными делами, свободный 
от общественных должностей. (2) Но не прошло и трех лет, как Гай и Луций 
скончались. Тогда Тиберий был усыновлен Августом вместе с братом умерших Марком 
Агриппой, но предварительно должен был усыновить своего племянника Германика. 
После этого он ни в чем уже не выступал как отец семейства и не притязал ни на 
что из утраченных прав [42] : не делал подарков, не освобождал рабов, не 
принимал ни наследств, ни дарений, иначе как в пользование под властью отца 
[43] .
 С этих пор ничто не было упущено для возвышения Тиберия – в особенности, когда 
после отлучения и ссылки Агриппы он заведомо остался единственным наследником. 
16. Он вновь получил трибунскую власть на пять лет, ему было поручено 
умиротворение Германии [44] , к нему, в провинцию велено было явиться 
парфянским послам после переговоров с Августом в Риме. А когда пришла весть об 
отпадении Иллирика, ему была доверена и эта война, – самая тяжелая из всех войн 
римлян с внешними врагами после Пунических: с пятнадцатью легионами и равным 
количеством вспомогательных войск ему пришлось воевать три года при величайших 
трудностях всякого рода и крайнем недостатке продовольствия. (2) Его не раз 
отзывали, но он упорно продолжал войну, опасаясь, что сильный и близкий враг, 
встретив добровольную уступку, перейдет в нападение. И за это упорство он был 
щедро вознагражден: весь Иллирик, что простирается от Италии и Норика до Фракии 
и Македонии и от реки Данубия [45] до Адриатического моря, он подчинил и привел 
к покорности.
 17. Его славе еще больше величия придавали обстоятельства. Как раз около этого 
времени в Германии погиб Квинтилий Вар с тремя легионами, и никто не сомневался,
 что победители-германцы соединились бы с паннонцами, если бы перед этим не был 
покорен Иллирик. Поэтому ему был назначен и триумф и многие другие великие 
почести. (2) Некоторые даже предлагали, чтобы он принял прозвище «Паннонский», 
другие – «Непобедимый», третьи – «Благочестивый». Но на прозвище наложил запрет 
Август, еще раз обещав, что Тиберий будет доволен и тем именем, которое 
унаследует после смерти отца; а триумф отложил он сам, так как город еще 
оплакивал поражение Вара. Тем не менее в столицу он вступил в консульской тоге 
и в лавровом венке; в септе [46] перед лицом сената он взошел на возвышение и 
занял место между двух консулов рядом с Августом; а потом, приветствовав отсюда 
народ, он, сопровождаемый всеми, проследовал в храмы [47] .
 18. В следующем году он снова отправился в Германию. Он знал, что виной 
поражению Вара была опрометчивость и беззаботность полководца. Поэтому с тех 
пор он н