под стражей по муниципиям, конфисковав имущество. При этом, живописуя 
народную ненависть, которую навеки навлекут сторонники более крутых мер, он 
нагнал на них такого страху, что Децим Силан [34] , назначенный консул, решился 
даже смягчить свое первоначальное мнение – переменить его открыто было бы 
позором – и заявил, будто оно было истолковано суровее, чем он имел в виду. (2) 
Цезарь привлек на свою сторону многих, в том числе брата консула Цицерона, и 
добился бы победы, если бы колеблющемуся сенату не придала стойкости речь Марка 
Катона. Но и тогда он не переставал сопротивляться, пока римские всадники, 
вооруженной толпой окружавшие сенат под предлогом охраны, не стали угрожать ему 
смертью за его непомерное упорство. Они уже подступали к нему с обнаженными 
клинками, сидевшие рядом сенаторы покинули его, и лишь немногие приняли его под 
защиту, заключив в объятия и прикрыв тогой [35] . Лишь тогда в явном страхе он 
отступил и потом до конца года не показывался в сенате.
 15. В первый же день своей претуры он потребовал, чтобы Квинт Катул [36] дал 
перед народом отчет о восстановлении Капитолия, и даже внес предложение 
передать это дело другому. Но он был бессилен против единодушного сопротивления 
оптиматов: увидев, как они сбегаются толпами, покидая новоизбранных консулов, 
полные решимости дать отпор, он отказался от этого предприятия.
 16. Тем не менее, когда народный трибун Цецилий Метелл [37] , невзирая на 
запрет других трибунов, выступил с самыми мятежными законопредложениями, Цезарь 
встал на его защиту и поддерживал его с необычайным упорством, пока сенат 
указом не отстранил обоих от управления государством. Несмотря на это, он 
отважился остаться в должности и править суд; лишь когда он узнал, что ему 
готовы воспрепятствовать силой оружия, он распустил ликторов, снял преторскую 
тогу и тайком поспешил домой, решив при таких обстоятельствах не поднимать шуму.
 (2) Через день к его дому сама собой, никем не подстрекаемая, собралась 
огромная толпа и буйно предлагала свою помощь, чтобы восстановить его в 
должности; но он сумел ее унять. Так как этого никто не ожидал, то сенат, 
спешно созванный по поводу этого сборища, выразил ему благодарность через 
лучших своих представителей; его пригласили в курию, расхвалили в самых лестных 
выражениях и, отменив прежний указ, полностью восстановили в должности.
 17. Но ему угрожала новая опасность: он был объявлен сообщником Катилины. 
Перед следователем Новием Нигром об этом заявил доносчик Луций Веттий, а в 
сенате – Квинт Курий, которому была назначена государственная награда за то, 
что он первый раскрыл замыслы заговорщиков. Курий утверждал, что слышал об этом 
от Катилины, а Веттий даже обещал представить собственноручное письмо Цезаря 
Катилине. (2) Цезарь, не желая этого терпеть, добился от Цицерона свидетельства,
 что он сам сообщил ему некоторые сведения о заговоре. Курия этим он лишил 
награды, а Веттий, наказанный [38] взысканием залога и конфискацией имущества, 
едва не растерзанный народом прямо перед ростральной трибуной, был брошен им в 
тюрьму вместе со следователем Новием, принявшим жалобу на старшего по должности.

 18. После претуры он получил по жребию Дальнюю Испанию. Его не отпускали 
кредиторы; он отделался от них с помощью поручителей [39] и уехал в провинцию, 
не дождавшись, вопреки законам и обычаям, распоряжений и средств. Неизвестно, 
опасался ли он грозившего ему частного иска или торопился прийти на помощь 
умоляющим союзникам.
 Наведя порядок в провинции, он с той же поспешностью, не дожидаясь преемника, 
устремился в Рим искать триумфа и консульства. (2) Но срок выборов был уже 
назначен, и он мог выступить соискателем лишь вступив в город как частный 
человек [40] . Он пытался добиться для себя исключения из закона, но встретил 
сопротивление и должен был отказаться от триумфа, чтобы не потерять консульство.

 19. Соискателей консульства было двое: Марк Бибул и Луций Лукцей; Цезарь 
соединился с последним. Так как тот был менее влиятелен но очень богат, они 
договорились, что Лукцей будет обещать центуриям [41] собственные деньги от 
имени обоих. Оптиматы, узнав об этом, испугались, что Цезарь не остановится ни 
перед чем, если будет иметь товарищем по высшей должности своего союзника и 
единомышленника: они дали Бибулу полномочия на столь же щедрые обещания и 
многие даже снабдили его деньгами. Сам Катон не отрицал, что это совершается 
подкуп в интересах государства.
 (2) Так он стал консулом вместе с Бибулом. По той же причине оптиматы 
позаботились, чтобы будущим консулам были назначены самые незначительные 
провинции – одни леса да пастбища [42] . Такая обида побудила его примкнуть во 
всех своих действиях к Гнею Помпею, который в это время был не в ладах с 
сенатом, медлившим подтвердить его распоряжения после победы над Митридатом. С 
Помпеем он помирил Марка Красса – они враждовали еще со времени их жестоких 
раздоров при совместном их консульстве – и вступил в союз с обоими, 
договорившись не допускать никаких государственных мероприятий, не угодных 
кому-либо из троих.
 20. По вступлении в должность он первый приказал составлять и обнародовать 
ежедневные отчеты [43] о собраниях сената и народа. Далее, он восстановил 
древний обычай, чтобы в те месяцы, когда фаски [44] находились не у него, перед 
ним всюду ходил посыльный, а ликторы следовали сзади. Когда же он внес 
законопроект о земле [45] , а его коллега остановил его, ссылаясь на дурные 
знаменья, он силой оружия прогнал его с форума. На следующий день тот подал 
жалобу в сенат, но ни в ком не нашел смелости выступить с докладом о таком 
насилии или хотя бы предложить меры, обычные даже при меньших беспорядках. Это 
привело Бибула в такое отчаяние, что больше он не выходил из дому до конца 
своего консульства, и лишь в эдиктах выражал свой протест.
 (2) С этого времени Цезарь один управлял всем в государстве по своей воле. 
Некоторые остроумцы, подпис