и себе вставил в неё такое 
рассуждение: 



    «Видишь, каков я и сам и красив и величествен видом?  [67] – 



 А ведь мои волосы постигла та же судьба! Но я стойко терплю, что кудрям моим 
суждена старость ещё в молодости. Верь мне, что ничего пленительней красоты, но 
ничего нет и недолговечней её».
 19. Утомлять себя он не любил: недаром он избегал ходить по городу пешком, а в 
походах и поездках редко ехал на коне, и чаще в носилках. С тяжёлым оружием он 
вовсе не имел дела, зато стрельбу из лука [68] очень любил. Многие видели не 
раз, как в своём Альбанском поместье он поражал из лука по сотне зверей разной 
породы, причём некоторым нарочно метил в голову так, что две стрелы, вонзившись,
 торчали, как рога. А иногда он приказывал мальчику стать поодаль и подставить 
вместо цели правую ладонь, раздвинув пальцы, и стрелы его летели так метко, что 
пролетали между пальцами, не задев.
 20. Благородными искусствами он в начале правления пренебрегал. Правда, когда 
при пожаре погибли библиотеки [69] , он не жалел денег на их восстановление, 
собирал списки книг отовсюду и посылал в Александрию людей для переписки и 
сверки. Однако ни знакомства с историей или поэзией, ни просто заботы о хорошем 
слоге он не обнаруживал никогда: кроме записок и указов Тиберия Цезаря [70] не 
читал он ничего, а послания, речи и эдикты составлял с чужой помощью. Однако 
речь его не лишена была изящества, и некоторые его замечания даже запомнились. 
Так, он говорил: «Я хотел бы стать таким красивым, как Меций сам себе кажется!» 
Чью-то голову, где росли вперемежку волосы седые и рыжие, он назвал: снег с 
мёдом. 21. Правителям, говорил он, живётся хуже всего: когда они обнаруживают 
заговоры, им не верят, покуда их не убьют.
 На досуге он всегда забавлялся игрою в кости, даже в будни и по утрам. Купался 
он среди дня, и за дневным завтраком наелся так, что за обедом ничего не брал в 
рот, кроме матианского яблока [71] и вина из бутылочки. Пиры он устраивал 
частые и богатые, но недолгие: кончал он их всегда засветло и не затягивал 
попойками. Вместо этого он потом до отхода ко сну прогуливался в одиночестве.
 22. Сладострастием он отличался безмерным. Свои ежедневные соития называл он  
«постельной борьбой» , словно это было упражнение; говорили, будто он сам 
выщипывает волосы у своих наложниц и возится с самыми непотребными 
проститутками. Когда Тит предлагал ему в жёны свою дочь [72] , ещё девушкою, он 
упорно отказывался, ссылаясь на свой брак с Домицией, но когда вскоре её выдали 
за другого, он первый обольстил её, ещё при жизни Тита; а потом, после кончины 
её отца и мужа, он любил её пылко и не таясь, и даже стал виновником её смерти, 
заставив вытравить плод, который она от него понесла.
 23. К умерщвлению его народ остался равнодушным, но войско негодовало: солдаты 
пытались тотчас провозгласить его божественным, и готовы были мстить за него, 
но у них не нашлось предводителей; отомстили они немного спустя, решительно 
потребовав на расправу виновников убийства [73] . Сенаторы, напротив, были в 
таком ликовании, что наперебой сбежались в курию, безудержно поносили убитого 
самыми оскорбительными и злобными возгласами, велели втащить лестницы и сорвать 
у себя на глазах императорские щиты и изображения, чтобы разбить их оземь [74] ,
 и даже постановили стереть надписи с его именем и уничтожить всякую память о 
нём.
 За несколько месяцев до его гибели ворон на Капитолии выговорил:  «всё будет 
хорошо!» – и нашлись люди, которые истолковали это знаменье так: 



    «Будет ужо хорошо!» – прокаркал с Тарпейской вершины 
    Ворон, – не мог он сказать: «Вам и сейчас хорошо» .



 Говорят, и сам Домициан видел во сне, будто на спине у него вырос золотой горб,
 и не сомневался, что это обещает государству после его смерти счастье и 
благополучие. Так оно вскоре и оказалось, благодаря умеренности и 
справедливости последующих правителей.


 Начало жизнеописания Цезаря, как сказано, не сохранилось. Судя по обычной 
схеме светониевских биографий, в выпавшей части излагалась генеалогия Юлиев, 
сообщалось о рождении Цезаря (с сопутствовавшими предзнаменованиями) и первых 
годах жизни. Единственный отрывок, по-видимому, сохранен Сервием (в комментарии 
к «Энеиде», VI, 799): «Светоний сообщает в жизнеописании Цезаря, что по всему 
миру оракулы возвестили о рождении непобедимого полководца».
 1. Светоний (а также Плутарх и Аппиан) относит рождение Цезаря к 100 г. до н.э.
, что видно из их указаний на возраст Цезаря в момент смерти (см. гл. 88). 
Однако сроки курульных магистратур, занимаемых Цезарем, указывают на то, что он 
родился в 102 или 101 г., и многие исследователи принимают эту дату. 
Соответственно с этим, шестнадцатый год Цезаря, по Светонию, приходится на 
85/84 г., а по исправленному счету – на 87/86 г.: с этим согласуется и указание 
Веллея (II. 43), что «почти мальчика, его назначили жрецом Юпитера Марий и 
Цинна», которые были консулами в 86 г.
 2. О мотивах гнева Суллы справедливее пишет Плутарх, 1: «Причиною ненависти 
Суллы к Цезарю было родство последнего