бесспорно, ретпарии и мурмилоны. Именно среди них чаще всего появляются самые 
прославленные бойцы!
 — А ведь, если сильно повезет, Спартак, — оживился вдруг молчавший до сих пор 
галл Фламма, — то можно добиться свободы, больших денег, заполучить дома, виллы,
 ценное имущество, выйти — хотя бы во втором поколении! — в сословие всадников, 
стать римским гражданином!
 — Иногда так бывает, — согласился Спартак. — Но подобная участь 
распространяется лишь на немногих. Их, счастливцев, можно пересчитать по 
пальцам. Участь остальных совсем иная: они гибнут молодыми, в возрасте двадцати 
— двадцати пяти лет. Или искалеченные скитаются по кабакам, воруют, режут 
глотки, живут в нищете, спиваются… Ужасный и постыдный для мужчины конец! Нет, 
лучше рисковать своею жизнью за свободу, за благородные идеи! А римлян, наших 
заклятых врагов, завзятых кровопийц, всех надо истребить! Их не переделать! 
Теренций, римский поэт и драматург, вольноотпущенник сенатора Теренция Лукана, 
участник кружка знаменитого полководца Сципиона Эмилиана, справедливо отразил 
общее настроение этих зверей в человеческом облике! Он так писал о второй 
постановке своей пьесы «Свекровь» (первая провалилась):



   Пытаюсь ставить сызнова. И первый акт
   Понравился: внезапно слух разносится,
   Что будут гладиаторы; народ бежит,
   Шумят, кричат, дерутся за места вокруг.
   На сцене удержаться я не мог тогда…



 Вот вам отношение римлян к гладиаторским боям: для них это любимое зрелище, на 
втором месте за которым стоят бои перепелиные!
 — А все-таки римляне нас уважают, — вновь вставил Фламма. — Кто более 
популярен в Риме, чем гладиаторы?! Нас воспевают поэты, наши фигуры и лица 
красуются в лавках, на блюдах и горшках, на стеклянных сосудах, на лампах. 
Художники и скульпторы изображают нас на стенах дворцов, храмов, театров. Имена 
прославленных бойцов переходят из уст в уста, они имеют множество верных 
поклонников и почитателей среди молодежи и в высших кругах. Самые знатные лица 
обращаются с нами очень фамильярно! И уж немалое количество аристократок 
выбирают себе любовников среди гладиаторов!
 Тут поднялся общий смех, посыпались грубоватые остроты… Когда все успокоились, 
Спартак сказал:
 — Не отрицаю, и это тоже правда! Но главное все-таки в другом: мы для них — 
предмет забавы! Наша жизнь — ничто! На нашей крови может богатеть ланиста, 
содержатель гладиаторской школы. Виднейшие представители аристократии не 
стыдятся заводить собственных гладиаторов и отдавать их внаем. Дело выгодное: 
за два представления можно вернуть потраченные деньги! А иметь в своем 
распоряжении полностью зависящих от тебя молодцов с крепкими кулаками, ловко 
владеющих кинжалами и мечами, разве плохо? «Убьют гладиатора — не велика беда, 
всегда можно купить нового!» О, эти римляне, худшие из людей! Они хотели бы 
держать нас в непроходимом невежестве и делать безопасными предметами своих 
зверских развлечений! Но ничего у них не получится! Мы знаем все, знаем их 
историю от самого начала: как они боролись с соседними народами и завоевали их, 
как Ромул убил из честолюбия своего родного брата Рема, как римляне сражались с 
собственными рабами в Сицилии! Мы все знаем! В крови римляне начали свою 
историю, в крови ее и кончат!
 — Я согласен с тобой, Спартак, — ответил гигант германец Квартион. — Я и в 
самом деле не совсем точно выразился, говоря о сыновьях Брута. Верно, римляне — 
кровопийцы даже не в переносном смысле, а в абсолютно буквальном! Какой 
свирепостью отличается римская аристократия, какой свирепостью отличается 
народ! Все справедливо! Действительно так! Они пьют пашу кровь — кровь павших 
гладиаторов! — на своих преступных оргиях, смешав ее с вином!
 — Это еще не самое худшее! — с негодованием подхватил фракийский командир 
Океан. — Разве вы не знаете другое: мерзкие потомки Ромула — о, лютые волки, 
порождение римской волчицы! — способны рассечь грудь убитого гладиатора, 
вырвать печень, разрезать на девять частей и тут же, на глазах у всех, съесть!
 — Месть им! Месть негодяям! — Вся палатка Спартака задрожала от негодующих 
криков собравшихся.
 Спартак поднял руку:
 — Успокойтесь, друзья! Их черед придет! Кары от людей и богов самому 
преступному городу на земле не избежать! Никто из нас, пока он жив, не забудет 
ужасов и позора гладиаторства: эргастул по сравнению с гладиаторством — детская 
забава! За все мы римлянам отплатим: за разорение наших домов, за гибель 
близких и друзей, за наш собственный позор и унижение! Нам смерть не страшна! 
Мы столько раз видели ее в лицо! И Красса, если помогут боги и благосклонная 
Судьба, мы победим!
 — Спартак, — вдруг вмешался в беседу до сих пор молчавший галл Ахиллес. — Ты 
часто говоришь о богах и воле богов. Твоя жена — наша верховная жрица. Скажи, а 
ты сам веришь в богов?
 Спартак внимательно посмотрел на галла и, несколько помедлив, ответил:
 — Друг мой, Ахиллес! Ты задаешь вопрос, самый сложный из всех! Не знаю, как 
тебе ответить… Наши фракийцы искренне верят в богов. Но далеко не все. Даже во 
многих сочинениях царя Орфея (или тех, кто писал позже от его имени!) 
чувствуется неверие в богов. Я же с юных лет изучал философию. Мне хорошо 
известно сочинение Эвгемера [58] «Священная запись». Сам оy сицилиец из Мессены.
 Если ты читал его философский роман, то ты должен знать, каково мнение столь 
выдающегося человека: богов как сверхъестественных существ нет; их никогда и не 
было; боги выдуманы жрецами из политической выгоды; первыми богами являлись 
люди, совершившие выдающиеся подвиги; потомки разукрасили новыми мифами их 
жизнь, окончательно оторвав их от числа людей…
 — Так ты совсем не веришь в богов?! — огорчился галл.
 — Нет