|
личиться в боях.
— Я скажу тебе, Амик! — отвечал Спартак. — Несомненно, три вещи делают
человека счастливым: во-первых, правота дела, которому он служит, во-вторых,
мудрость, не позволяющая делать житейские ошибки, в-третьих, жизнь сообразно с
природой. Напрасно некоторые улыбаются! Жить сообразно с природой вовсе не
так-то легко! Для такой жизни необходимы определенные качества: здравый ум,
мужество, энергия, благородство, выносливость и подготовленность ко всяким
переменам, с которыми можно встретиться в жизни. Для меня несомненно: очень
важно пользоваться в жизни дарами Судьбы, не делаясь их рабом! Иначе говоря,
счастливую жизнь составляют: свобода, непоколебимая стойкость, неустрашимость,
бодрость, твердое сознание, что единственное благо — достоинство, непобедимая
сила духа, умудренного опытом, большая гуманность и заботливость по отношению к
окружающим, единственное зло — отсутствие свободы, низкое корыстолюбие,
позорная порочность…
— А слава, Спартак? — перебил вождя фракиец Астеропей.
— Я могу, — отвечал Спартак, — снова повторить самое важное для пас: нет
ничего важнее, чем стремление к славе, но славе, исполненной благородства и
чести; славы жаждут все, но не все ее заслуживают; славы следует искать
безмерной, а богатств только честных; к концу жизни придет каждый, пусть, кто
может, завоюет славу прежде, чем умрет, — это лучшее, что останется после нас!
Теперь о наших потерях. Да, они велики! Что ж поделаешь! Так было всегда на
всех войнах, что кто-то кого-то убивал! Война тяжелая вещь! На войне часто
приходится пить воду из рек, окрашенных кровью, переходить реки по мостам из
трупов, терять лучших друзей и соратников, есть траву вместо хлеба, покорять
племена, засыпанные глубокими снегами, брать города, спрятанные под землей,
переплывать с опасностью для себя через бушующие моря, не знать ни мягкой зимы,
ни благодатного лета, ни праздников, ни торжественных шествий, ни театральных
зрелищ! Это все война, и слава воинская не достается без пота и крови, без
гибели друзей, без великого риска, тягот и мучительного труда! А смерть — что
смерть?! Она закон природы и великое таинство. Смерть уравнивает Александра
Великого и простого погонщика мулов! Эномай, Крикс, Ганник, Каст и многие
другие из наших погибли — верно! Но разве кто-нибудь из них раскаивался в
сделанном выборе?! Может быть, Крикс, узнав о гибели Эномая, пожалел об участии
в нашем заговоре?! Может, он сказал, и это кто-нибудь слышал: «Ах, зачем Эномай
не остался в гладиаторской школе Батиата?! Останься он — глядишь, прожил бы еще
несколько лет! Но он избрал другую дорогу — и тотчас погиб! И я скоро, верно,
последую за ним!» (Общий смех собравшихся.) Вы смеетесь? Справедливо смеетесь!
Такие малодушные речи и Крикс несовместимы! Наш доблестный друг держался иного
принципа: «Силу надо одолевать мужеством, а Судьбу — дерзостью. Для смелых нет
никакой преграды, для трусов — никакой опоры!» Всю жизнь, начиная с юности,
Крикса вели доблестный дух и Судьба! Он никогда не смирялся и всегда яростно
боролся с врагами, защищая справедливость! Так вели себя и Эномай, и Ганник, и
Каст, и все наши погибшие друзья! Так будем вести себя до конца нашей жизни и
мы! Вот что совершенно несомненно, соратники: трусость никого еще не спасала от
смерти; страшна не смерть, ибо всякий человек смертен, страшна бесславная
жизнь! Так я думаю! Так думали всегда славные мужи, оставившие свой след в
человеческой истории! Или, может быть, кто-нибудь среди вас думает иначе?
Кто-нибудь жалеет о карцерах Батиата? Хотел бы с плачем вернуться к нему в
школу, а потом на арену?!
Общий дружный смех и возгласы:
— Никто!
— Нет среди нас малодушных!
— Нет здесь трусов!
— Да ты смеешься, Спартак?!
— О, это гладиаторство! — проворчал германец Квартион. — Самое гнусное и
подлое изобретение! Когда сыновья умершего римлянина Брута Перы выдумали
гладиаторские бои (и выступало-то всего три пары!), кто бы мог подумать, что из
подобного творения получится?!
— Ты не совсем прав, Квартион, — возразил Спартак. — Во-первых, сражения
пленных у погребальных костров аристократов существовали задолго до римлян
(например, у этрусков). Но сыновья Брута первыми превратили поминальные бои в
честь умершего в кровавые игры для удовольствия зрителей. Во-вторых, игры были
перенесены в амфитеатры много позже. Но, бесспорно, они быстро укоренились на
римской почве, поскольку вполне соответствовали вкусам римлян и рассматривались
как важное средство воспитания. Зрелища кровавых боев должны были учить
бесстрашию, презрению к смерти, решимости без колебания убивать другого
человека. Число сражавшихся пар стало быстро нарастать. И вот мы уже видим в
амфитеатрах бойцов, сражающихся по родам оружия: самнитов, димахеров, — тех,
кто сражается двумя мечами, андабатов — бродящих на ощупь [57] , тавроцентов —
кто прыгает на спину зверя или катервариев — кто сражается целым отрядом,
ретиариев — непременных противников галлов или мурмилонов, ловящих врагов в
свою сеть. Я сам принадлежал прежде к «малым щитам», то есть фракийцам, потом
был мурмилоном. Это вы все знаете! Самые популярные среди гладиаторов
|
|