тягловой силе, об организации труда, о 
поместной администрации, об обращении с рабами, о необходимой численности их и 
профессионализации, о личных качествах рабов, о сочетании труда рабов и 
свободных, о месте арендаторов и издольщиков и т. п.
 В соответствии с новыми идеями богатые скотоводческие виллы [4] быстро 
распространяются по Италии. О доходности их легко заключить на основе примеров, 
приводимых Варроном. «Сей из одной виллы, где вскармливаются (домашняя птица и 
пчелы), извлекает больше дохода, чем другие из целого имения. Я видел у него 
большие стада гусей, кур, голубей, журавлей, павлинов, а также сонь, рыб, 
кабанов и другой охотничьей дичи. Его отпущенник, ведущий записи, принимавший 
меня в отсутствие патрона, говорил, что благодаря всему этому вилла приносит 
более 50 тысяч (сестерциев) в год…
 …Разве Л. Абукций, человек весьма образованный, пишущий в стиле Луцилия, не 
говорил, что в его Альбанских владениях собственно имение всегда оттесняется на 
задний план виллой, где вскармливаются животные, так как поле приносит менее 10 
тысяч (сестерциев), а вилла — более 20 тысяч? По его же словам, если приобрести 
виллу в любом месте на морском берегу, то она даст более 100 тысяч (сестерциев) 
дохода».
 С такими-то вот средними и небольшими имениями поддерживали тесные отношения 
большие земельные владения богатых людей (латифундии), продавая им все 
необходимое и отдавая внаем нужных специалистов — врачей, сукновалов, плотников 
и т. п. «Действительно, — говорит Варрон, — многие должны ввозить в имения 
зерно, или вино, или иное, что (там) отсутствует. С другой стороны, немало 
таких, которые могут кое-что вывозить. Так, например, вблизи Рима очень выгодно 
обрабатывать огороды, а также иметь сады, засаженные фиалками и розами, и 
вообще производить то, что потребляет Рим, тогда как в отдаленном имении, где 
(такие продукты) нельзя продать, подобные продукты невыгодны. Также если по 
соседству имеются города, или села, или даже обильные поля и виллы богачей, где 
можно недорого купить необходимое для имения и продать излишнее, — как, 
например, подпорки, столбы, тростник, — то имение более доходно, чем если 
приходится (все необходимое) ввозить издалека. А иногда (покупать по соседству 
даже выгоднее), чем производить у себя».
 Но латифундии в 1000—1500 и более югеров заводились богатыми людьми не только 
в Италии (здесь они были сравнительно редки до 1 в. н.э.); еще чаще ими 
обзаводились в провинциях. Здесь владельцы их действовали с большей 
бесцеремонностью, разоряя мелких и средних собственников, поглощая их имения, 
приобретая толпы рабов для обработки земли. Поэтому враждебное отношение к 
латифундиям выявилось там гораздо скорее.
 Но крупные собственники не смущались. Выступая одновременно как ростовщики, в 
дружном согласии с откупщиками и наместниками, они крепко держали зависимое 
население провинций в своих руках, не признавая в платежах никаких отсрочек и 
неумолимо отнимая у крестьян их участки, не останавливаясь даже перед тем, 
чтобы отнять их силой.
 Судьба этих несчастных — маленьких людей из Италии или провинций — была очень 
незавидна. Захватив свой немудреный скарб, грязных ребятишек и отеческих богов, 
они уходили в города в поисках заработка и там пытались устроиться, знакомясь 
на собственном опыте с ужасами городской нищеты.
 С завидной энергией ловкие дельцы пускались в различные спекулятивные 
предприятия. Они строили в Италии и в провинциях доходные многоквартирные дома 
для сдачи их внаем, покупали молодых рабов, обучала их ценным профессиям и 
также отдавали внаем или отпускали на волю по контракту с обязательством 
делиться приобретенными доходами. Наконец, они составляли товарищества, 
выпускали и продавали особого рода акции и облигации на участие в морских 
перевозках, в военных поставках, в сборах соляной пошлины, в разработке 
серебряных и золотых рудников, залежей глин и т. п. Многие уважаемые люди из 
всадников служили налоговыми агентами или крупными чиновниками у зависимых 
царей (самым ярким примером людей такого сорта служил Г. Рабирий Постум, друг 
Цицерона, получивший известность займом новому царю Египта Птолемею в 59 году, 
последующим отчаянным грабительством на посту его министра финансов, смещением 
с этого поста, тюрьмой и бегством из страны).
 Значительные средства, которыми располагали римские деловые люди (так 
называемые всадники), давали им возможность оказывать давление на сенат по 
вопросам откупных платежей и провинциальной жизни, подкупать плебс зрелищами и 
удешевленной продажей хлеба, роскошными угощениями, во время которых 
выставлялись хорошее вино, жареные гуси, цыплята, дрозды и даже павлины.
 В целом Италия быстро возрождалась. Вновь оживилась торговля. В провинции 
вывозили изделия италийского ремесла, а ввозили предметы роскоши, металлы и 
некоторое количество хлеба. Своего хлеба Италии пока еще хватало, так как 
хлебопашество являлось ведущей отраслью в мелком хозяйстве. Рабовладельцы 
Италии с гордостью смотрят на быстрое восстановление хозяйства страны. И Варрон,
 обозревая дела минувших десятилетий, с чувством законного удовлетворения 
говорит: «Какой ячмень я сравню с кампанским? Какую пшеницу с апулийской? Какое 
вино с фалернским? Какое масло с венафским? Разве не засажена Италия так, что 
вся кажется фруктовым садом? Разве гуще покрыта виноградными лозами Фригия, 
которую Гомер назвал „обильной виноградниками“, или Аргос „многоплодный“ у того 
же поэта? В какой земле один югер приносит и 10 и 15 мехов вина, как в 
некоторых районах Италии?..»
 Эти блестящие успехи в возрождении хозяйства страны достигались не только 
талантами и трудами господ, но и усиленной эксплуатацией рабов. Ряды их 
непрерывно росли и обновлялись. [5] На италийских полях больших, средних и 
маленьких имений они работали в холод и зной, по 14—15 часов, с утра до темноты,
 разбитые на десятки, под бдительным присмотром надсмотрщиков, без всяких 
выходных, без