архитекторы, инженеры, ученые. Среди этих фракийцев, кельтов, 
иллирийцев, греков, македонян, галатов, азиатов, каппадокийцев, киликиян, 
сирийцев было значительное число бывших солдат-наемников и военачальников, 
сражавшихся против римлян с оружием в руках и знавших все перемены военного 
счастья. Теперь перед вновь прибывшими стал нелегкий выбор: что делать дальше — 
бежать и заняться грабежами на дорогах и в лесах Италии или постараться забыть 
далекую родину, изучить по возможности язык и привычки победителей, 
приспособиться к их порокам, как сделали те тысячи тевтонов и кимвров, которые 
попали к римлянам в плен в результате их побед при Аквах Секстиевых (102 г. до 
н.э.) и Верцеллах (101 г. до н.э.)?
 И новые рабы, потерявшие свободу и очаги, были вынуждены начинать жизнь заново.
 Они знакомились с людьми и положением дел, изучали слабости своих господ. 
Наиболее ловкие из греков и азиатов становились управляющими, библиотекарями, 
писцами, переводчиками, советниками, пособниками в разврате; наиболее красивые 
из женщин превращались в наложниц и любовниц. Большая часть рабов занималась 
физическим трудом: они выделывали ковры и ткани, работали в ремесленных 
мастерских и на полях, улучшали культуру винограда и оливок, выращивали скот и 
птицу.
 Их господа после тягот войны с Митридатом, жестокой войны с марианцами и 
проскрипций наслаждались роскошью, искусством и науками. Они обзаводились 
обширными виллами, громадными домами в Риме с приемными, гостиными, 
библиотеками, статуями, картинами, дорогой посудой, бассейнами, банями, пышными 
семейными усыпальницами.
 Состоятельные люди не жалели денег на строительство и украшение своих домов и 
вилл. Л. Лукулл за имение в Байях уплатил 10 тысяч талантов (талант — 26,2 
килограмма серебра), дом Квинта Цицерона в Риме стоил 1 миллион сестерциев, дом 
Марка Цицерона на Палатине, купленный после отбытия им «исторического» 
консульства, обошелся ему в 3,5 миллиона сестерциев. Имущество М. Красса 
оценивалось согражданами в 200 миллионов сестерциев.
 Стремление к роскоши всюду становится главным. «Считается, — негодует 
поклонник простоты предков, — что нет у тебя и усадьбы, если на нее не насело 
множество греческих слов, которыми по отдельности называют разные места: 
процетон, палестра, аподитерий, перистель, орнитон, перистерон, опоротека».
 При этих усадьбах и виллах имелись обширные амбары, погреба, кладовые, 
цветники, огороды, птичники, рыбные пруды, парки, луга, леса и пастбища. Число 
рабов, вольноотпущенников, свободных съемщиков — колонов, дворовых слуг, 
всякого служебного персонала было очень велико. Дворовая челядь в городских 
домах крупных магнатов насчитывала до 150 должностей: лакеи, кондитеры, повара, 
вестники, номенклаторы, воспитатели, водворители тишины, шуты, художники, врачи,
 секретари, грамматики, философы, переписчики и пр.
 Среди этих городских рабов существовала определенная, очень жесткая, иерархия. 
Наибольшим влиянием пользовались те, кто чаще всего контактировал с господином 
и пользовался его доверием: секретари, казначеи, банщики, спальники, устроители 
обедов и развлечений, вилики — управители имений, привратники и садовники. За 
небольшим исключением, все они происходили из греков или уроженцев Малой Азии.
 Дом богатого римлянина античной эпохи, как говорил Плиний, напоминал город или 
даже целую республику. Тут также кипели страсти: ненависть, зависть и 
честолюбие. Здесь старались навредить удачливому соперник, ставили памятник на 
общие средства управителю, если он правил справедливо. Влиятельного раба тут 
именовали господином, ему льстили, за его здоровье молились. В домах своих 
господ рабы возносили молитвы ларам очага, семейным ларам, восточным богам Азии 
и Египта.
 Но больше всего в Риме рабы и отпущенники молились богине Счастливой 
случайности, и Фортуне, надеясь на которую они рассчитывали быстро освободиться 
от рабства и «выйти в люди». Молились также добрым богам Сатурну или Сильвану, 
реже — Минерве, Церере, Надежде, Меркурию Счастливому, Кастору и Поллуксу, 
Гераклу. Охотно также прибегали к услугам гадателей, волшебников, гаруспиков и 
халдеев.
 Впрочем, во всех прослойках рабов наряду с соперничеством имелось также много 
случаев крепкой дружбы. В одной могильной эпитафии, вполне типичной в античную 
эпоху, некий отпущенник написал: «Никогда между нами, дорогой мой товарищ, не 
возникало никакого неудовольствия, призываю в этом свидетелями богов неба и 
ада! Мы оба в одно время стали рабами, служили в одном доме, вместе были 
отпущены на волю и впервые разлучились в тот день, который отнял тебя у меня».
 Сносить римское рабство было тяжело, но рабам ничего не оставалось, как 
набраться терпения и повторять каждый день в виде утешения слова Еврипида:



   …в имени одном
   Позор раба, а коль он добр и честен,
   Свободным не уступит он ни в чем.



 И все-таки и в городе, и в деревне рабы всеми способами старались раздобыть 
деньги, чтобы оплатить отпуск на волю. Они экономили на пище, получали подарки 
от друзей дома, от хозяина (если удавалось угодить ему), брали взятки, 
пропуская к господину вне очереди клиентов побогаче, крали еду и вина, 
торговали остатками роскошных обедов, получали какие-то деньги по завещанию (от 
друзей-рабов или в случае смерти господина), обрабатывали с величайшей 
тщательностью данный им кусочек земли и торговали полученными овощами, всячески 
выхаживали свою личную овцу на пастбище и т.д. О плохом рабе римляне говорили 
презрительно: «У него нет ни кусочка свинца за душой», то есть даже самой 
маленькой монетки. Цицерон считал, что в римских условиях предприимчивый раб 
может скопи