сказал: "Я ручаюсь, если только я 
достоин доверия и если я имею влияние, что со стороны римлян тебе будет и 
спасение и прощение и кроме того благодарность". Фамея же, высказав похвалу 
Сципиону, как наиболее из всех заслужившему доверия, сказал: "Обдумаю и, когда 
сочту возможным, дам тебе знать".


108. На этом они разошлись. Манилий, стыдясь той неудачи, которую он потерпел в 
войне против Гасдрубала, вновь двинулся в Неферис, захватив с собой 
продовольствия на пятнадцать дней. Приблизившись к этому месту, он разбил 
лагерь, укрепив его валом и рвом, как советовал Сципион в прошлом походе. Но, 
не достигнув никакого успеха, он вновь был охвачен еще большим стыдом и страхом,
 как бы Гасдрубал опять не напал на них, когда они начнут отступать. Когда он 
был в таком безвыходном положении, кто-то из войска Голоссы принес Сципиону 
письмо. Сципион же показал его консулу, как оно было запечатанным. Когда они 
его вскрыли, они прочли: "В такой-то день я займу такой-то холм. Приходи с кем 
хочешь и передовой страже скажи, чтобы они приняли того, кто придет ночью". Вот 
что сообщало это письмо, в котором не было имен, но Сципион понял, что оно было 
от Фамеи. Но Манилий все-таки боялся за Сципиона, как бы тут не было обмана со 
стороны человека, самого опытного в устройстве засад. Видя уверенность Сципиона,
 он согласился отправить его, поручив ему передать Фамее твердое обещание 
неприкосновенности, но не уточнять формы благодарности, сказав, что римляне 
сделают все, что полагается. Но на самом деле не потребовалось и такого 
заявления. Когда Фамея пришел в условленное место, он сказал, что в вопросе о 
собственной своей неприкосновенности он вполне доверяет Сципиону, давшему ему 
обещание, а выражение благодарности он предоставляет римлянам. Сказав это, на 
следующий день он выстроил свое войско для битвы и, спешившись, вместе с 
начальниками конных отрядов вышел в промежуток между войсками, как будто для 
того, чтобы обсудить с ними какой-то другой вопрос. Тут он сказал им: "Если 
возможно еще помочь родине, я готов на это вместе с вами; если же ее положение 
таково, какое мы видим теперь, мне кажется, что нужно подумать о личном 
спасении; и я получил уже твердое обещание неприкосновенности и для себя и для 
тех из вас, кого я сумею убедить. Время теперь вам самим выбирать, что для вас 
будет полезно". Так он сказал. Некоторые из начальников со своими отрядами 
перешли на сторону римлян, и было их приблизительно до двух тысяч двухсот 
всадников;
[566]
другим же помешал перейти Ганнон, по прозвищу Левк.
[567]


109. Когда Сципион возвращался вместе с Фамеей, все войско вышло ему навстречу 
и прославляло Сципиона приветственными кликами, как триумфатора. Манилий был 
очень доволен и, считая, что в этом случае его отступление никоим образом не 
может показаться позорным, и, сверх того, полагая, что пораженный этим 
Гасдрубал не будет его преследовать, тотчас же снялся с лагеря ввиду недостатка 
продовольствия: ведь шел уже семнадцатый вместо предположенных пятнадцати дней 
этого похода. Три другие дня должны были уйти на возвращение в очень тяжелых 
условиях. Тогда Сципион, взяв с собой Фамею и Голоссу и всадников того и 
другого и присоединив к ним некоторых италийских всадников, спешно отправился с 
ними на равнину, называемую "Большой Овраг"; он набрал там много добычи и 
продовольствия и ночью со всем этим вернулся к войску. Манилий же, узнав, что 
на смену ему прибыл Кальпурний Писон,
[568]
послал вперед в Рим Сципиона с Фамеей. Войско провожало уезжавшего Сципиона до 
самого корабля и возносило молитвы богам, чтобы он вернулся в Ливию консулом, 
считая, что ему одному суждено взять Карфаген. Как бы ниспосланное божеством 
среди них укрепилось такое мнение, что один только Сципион завоюет Карфаген. И 
многие об этом писали в Рим своим родным. Сенат воздал хвалу Сципиону, а Фамее 
как почетный подарок дал пурпурное одеяние с золотой застежкой, коня с золотой 
сбруей, полное вооружение и десять тысяч серебряных драхм. Дали ему также сто 
мин серебра в изделиях, палатку и полное оборудование и пообещали ему еще 
больше, если в дальнейшем ходе войны он окажет им свое содействие. Он, пообещав 
им сделать это, отплыл в Ливию к римскому войску.


110. С наступлением весны прибыл консул Кальпурний Писон и с ним Луций Манцин
[569]
в качестве начальника флота. Они не нападали ни на карфагенян, ни на Гасдрубала,
 но нападали на другие города; попытавшись осадить с суши и с моря Аспиду,
[570]
они потерпели неудачу; однако Писон взял другой (]t]ran)
[571]
город, находившийся поблизости, и разграбил его, причем жители его обвиняли 
Писона в том, что он нарушил договор. Оттуда он двинулся к Гиппагретам.
[572]
Это был значительный город с укреплениями, крепостью, гаванями и верфями, 
хорошо устроенными Агафоклом,
[573]
сицилийским тираном. Он лежал между Карфагеном и Утикой, и жители его 
занимались грабежом, перехватывая то продовольствие, которое на кораблях 
подвозилось мимо них римлянам; вследствие этого город сильно разбогател. 
Кальпурний рассчитывал отомстить им и лишить их по крайней мере прибыли. Однако 
он бесполезно осаждал его