выгоды там, может быть,
 меньше, но одновременно доходы от земледелия надежнее и безопаснее, чем от 
морской торговли. А в целом, мне кажется, город, стоящий на море, является 
скорее каким-то кораблем, чем землей: он всегда подвержен волнениям в делах и 
переменам; город же, стоящий в глубине страны, пользуется безопасностью, как 
находящийся на земле. Поэтому и в древности царские резиденции, как правило, 
были в центре их стран, и потому-то оказались столь обширными царства мидян, 
ассирийцев, персов и других.
88. Но я перестану ссылаться на пример царских резиденций, не имеющих к вам 
никакого отношения; посмотрите на вашу Ливию, сколько городов внутри этой 
страны живут безопасно. С любым из них вы можете стать соседями, чтобы 
избавиться от раздражающего вас вида и чтобы не было у вас тягостных 
воспоминаний о тех несчастиях, которые вы испытываете ныне, когда, смотря на 
море, лишенное кораблей, вы вспоминаете о множестве кораблей, которые вы имели 
прежде, и о всей той добыче, которую вы ввозили, и в какие гавани вы гордо 
вступали и наполняли добычей верфи и склады снастей. О чем напоминают вам 
внутри ваших стен выстроенные казармы для войск, коней и слонов? О чем 
напоминают рядом с ними выстроенные склады? Какие чувства пробуждает в вас все 
это? Что другое, кроме огорчения и страстного желания вернуть потерянное, если 
когда-нибудь представится к этому возможность? Это вполне человеческое чувство, 
когда люди, вспоминая о бывшем некогда счастье, надеются, что счастье вернется; 
лекарство же, исцеляющее наши бедствия, — это забвение, которого нельзя 
получить, если вы не избавитесь от этого зрелища. И самое явное тому 
доказательство — то, что вы, часто получавшие прощение и заключавшие договор, 
постоянно нарушали клятвы. Итак, если еще вы стремитесь к власти и, теряя ее, 
злобствуете против нас и выжидаете подходящего момента, тогда вам нужен этот 
город и такие гавани и верфи и эти стены, выстроенные наподобие лагеря. Но 
зачем мы будем щадить явно уличенных врагов? Если же вы честно отказываетесь от 
власти, не на словах только, но к в помышлениях, берете себе только то, чем вы 
владеете в Ливии, и на этом без всяких возражений заключаете с нами договор, ну 
же, покажите это и на деле, переселившись в глубь Ливии, которой вы владеете, и 
уйдя от моря, от которого вы отказались.

89. И не притворяйтесь, что вы просите пощадить святилища, алтари, площади и 
могилы; из всего перечисленного могилы останутся на месте; если вы захотите, то 
сможете, приходя сюда, приносить умилостивительные жертвы и совершать 
жертвоприношения в святилищах, являясь сюда. Остальное мы уничтожим. Ведь вы 
приносите жертвы не верфям, не стенам несете умилостивительные дары. И, 
переселившись, вы можете создать новые очаги и другие святилища и площади, и 
скоро и они станут для вас отчими, так же, как, покинув все это в Тире, вы 
переменили это на вновь созданное в Ливии и приобретенное вами тогда теперь 
считаете отчим. Кратко говоря, поймите, что мы постановили это не по вражде к 
вам, но для сохранения твердого согласия и общей безопасности; если вы 
вспомните, ведь мы и Альбу,
[531]
бывшую не враждебной нам, но нашей метрополией, не из неприязни, но высоко чтя 
ее, как ее колонисты, для общей пользы переселили в Рим, и это принесло пользу 
обеим сторонам. Но, говорите вы, есть у вас еще много работников, которые 
получают свое пропитание, трудясь на море. И об этом мы подумали, чтобы вам 
было удобно сообщаться с морем, и вы могли бы легко ввозить и вывозить 
продукты; ведь мы велим вам отойти от моря не на большое расстояние, а только 
на восемьдесят стадиев.
[532]
Ведь мы, предписывающие вам это, находимся от моря на расстоянии ста стадиев.
[533]
Мы даем вам выбрать место, какое хотите, и, переселившись, жить там по своим 
законам. Это и есть то, о чем мы говорили раньше, что мы оставим Карфаген 
автономным, если он будет нам повиноваться; ибо Карфагеном мы считали вас, а не 
землю.
[534]

XIII.
90. Сказав это, Цензорин замолчал. И так как карфагеняне, пораженные его 
словами, не ответили ничего, он прибавил: "Что нужно было сказать, убеждая и 
утешая вас, сказано; приказание же сената должно быть выполнено и выполнено 
немедленно. Итак, идите: ведь вы все-таки еще послы". Так он сказал, они же, 
удаляемые служителями, предвидя, что будет сделано карфагенянами, вновь 
попросили разрешения говорить. Вновь допущенные, они сказали: "Мы видим 
неумолимость приказания; ведь вы не даете нам даже права отправить послов в Рим.
 У нас нет надежды еще раз прийти к вам: мы будем убиты карфагенянами, прежде 
чем закончим нашу речь. Мы просим вас не за себя (мы готовы перенести все), но 
еще раз за самый Карфаген; может быть, он, пораженный страхом, сможет 
подчиниться своему несчастью. Поставьте около него корабли, пока мы пойдем 
отсюда сухим путем, чтобы, и видя и слыша, что вы приказываете, они это 
перенесли, если только могут. Мы попали в такое безвыходное и бедственное 
положение, что сами заклинаем вас двинуть корабли против нашего отечества". 
Сказав это, они ушли, Цензорин же, двинувшись с двадцатью пентерами, стал на 
якорь около города. Из послов часть разбежалась во время пути, но большинство 
молча продолжало путь.
91. Карфагеняне же — одни смотрели со стен, ожидая, когда придут послы, и 
негодовали, что они так медлят, и рвали на себе волосы; другие же пошли 
навстречу подходящим, не имея больше сил ждать и побуждаемые желанием скорее 
узнать результат. Видя суровое выражение приближавшихся, они били себя в лицо и 
обращались с вопросами, одни ко всем вместе, другие же отдельно к каждому, если 
кто был дружен или знаком с кем-либо из них, хватая его и расспрашивая о 
случившемся. Так как никто не отвечал, они застонали, как бы предчувствуя явную 
гибель. Бывшие на стене, услышав это, застонали вместе с ними, ничего еще не 
зная, но как при явном и большом несчастье. Около ворот они едва не задавили 
послов, бросившись к ним целой тол