ой; они их едва не растерзали, но послы 
сказали, что прежде им надо встретиться с советом старейшин. Тогда только одни 
расступились перед ними, другие же пошли вслед, обуреваемые желанием скорее все 
узнать. Когда они вошли в здание совета, старейшины удалили остальных и одни 
заседали среди своих, толпа же стояла вокруг здания. Послы сначала объявили 
приказание консулов, и тотчас в совете поднялся вопль, и народ, стоявший 
снаружи, также завопил. Затем, когда послы перешли к тому, что возражали они, 
защищаясь и прося и убеждая разрешить им отправить послов в Рим, в совете вновь 
наступило глубокое молчание; все ожидали, желая узнать, чем все кончилось; и 
народ также молчал. Когда же они узнали, что даже отправить послов им не 
разрешили, они, горько плача, подняли вопль, и народ ворвался к ним.


92. И тут начались несказанные и безумные стенания; так, говорят, менады в 
вакхическом исступлении произносят дикие, нечеловеческие речи. Одни стали 
мучить и терзать, как виновников этого коварства, тех из старейшин, которые 
внесли предложение дать заложников; другие так поступали с теми, кто советовал 
выдать оружие; иные бросали камнями в послов, как вестников бедствий; иные 
разбежались по городу. Тех италийцев, которые еще были среди них, так как это 
бедствие надвинулось неожиданно и без всякого объявления, они подвергли 
различным мучениям, приговаривая, что они отплачивают им за заложников, за 
выдачу оружия и за обман. Весь город наполнился стенаниями и воплями гнева, 
страхом и угрозами; на улицах они связывали своих самых близких и бежали в 
святилища, как в убежища; они поносили богов, говоря, что они не могли охранить 
самих себя. Другие же бросились к арсеналам и плакали, видя их пустыми. Иные 
бежали к верфям и оплакивали корабли, выданные вероломным врагам. Некоторые 
звали по именам слонов, как будто те были еще здесь, они поносили и своих 
предков и самих себя, говоря, что следовало, не передавая ни кораблей, ни 
слонов, не внося дани, не передавая оружия, умереть вместе с родиной, когда она 
была в полном вооружении. Более же всего гнев их разжигали матери заложников; 
как некие эриннии из трагедии, они с завыванием кидались на каждого встречного, 
напоминая о выдаче детей и о своих предсказаниях; они насмехались над ними, 
говоря, что боги должны защищать их вместо детей. Небольшая часть, которая еще 
не потеряла головы, стала запирать ворота и вместо катапульт сносить на стену 
камни.

93. Совет в тот же день постановил воевать и объявил об освобождении рабов;
[535]
полководцем же избрали для внешних действий Гасдрубала, которого раньше они 
присудили к смертной казни, имевшего уже собранными двадцать тысяч человек.
[536]
И кто-то быстро отправился к нему с просьбой не помнить зла на отечество, 
находящееся в крайней опасности, и не возлагать на него теперь ответственности 
за то, что по необходимости из-за страха перед римлянами несправедливо сделано 
против него. Внутри же стен полководцем был выбран другой Гасдрубал, внук 
Массанассы по дочери.
[537]
Они отправили послов и к консулам, вновь прося перемирия на тридцать дней, 
чтобы отправить посольство в Рим. Потерпев неудачу и на этот раз, они 
почувствовали в себе удивительную перемену и решимость лучше претерпеть что 
угодно, чем покинуть город. В результате перемены настроения их быстро 
наполнила бодрость. Все государственные и священные участки и все другие 
обширные помещения были превращены в мастерские. Работали вместе и мужчины и 
женщины и днем и ночью, отдыхая и получая пищу посменно в назначенном размере. 
Они вырабатывали каждый день по сто щитов, по триста мечей, по тысяче стрел для 
катапульт; дротиков и длинных копий пятьсот и катапульт, сколько смогут. Для 
того, чтобы их натягивать, они остригли женщин ввиду недостатка в другом волосе.

[538]


94. В то время, как карфагеняне с таким рвением готовились к войне, консулы, 
быть может, отчасти не решаясь сразу приступить к такому небывалому делу, а 
вместе с тем и считая, что они возьмут, когда захотят, безоружный город силой, 
все еще медлили. Они также думали, что карфагеняне сдадутся вследствие 
недостатка продовольствия, как часто бывает в тяжких обстоятельствах, что в 
первый момент люди возражают, с течением же времени и по размышлении их 
охватывает страх, что они не оказали повиновения. Эту мысль решился высказать и 
некто из самих карфагенян, когда ему показалось, что их уже начинает охватывать 
страх; выступив в собрании как будто бы с другим предложением, он сказал, что, 
поскольку они безоружны, из несчастий нужно выбирать меньшее; таким образом, он 
ясно высказал свое мнение. И Массанасса был недоволен римлянами; ему было 
тяжело, что сам он, поставив на колени мощь карфагенян, должен видеть, как 
быстро появились другие, чтобы получить титул победителей, не согласовавшись с 
ним раньше, чем прийти, как они это делали в прежних войнах. Однако, когда 
консулы, испытав его, призвали его к совместным действиям, он сказал, что 
пошлет им помощь, когда увидит, что они в ней нуждаются. Немного времени спустя 
он, послав к ним, спросил, нуждаются ли они уже в чем-нибудь. Не вынося его 
надменности и уже отчасти и не доверяя ему, как человеку, раздраженному против 
них, они ответили, что пошлют к нему, когда будут нуждаться в чем-либо. 
Вопросом о продовольствии войска они были очень озабочены, получая его только 
из Гадрумета, Лептиса, Сакса (sajoy),
[539]
Утики и Ахоллы,
[540]
так как остальная часть Ливии была вся еще под властью Га