ть одно только обстоятельство: необходимость. Об этом 
впоследствии часто вспоминал Август, который и сам не любил быстро решаться на 
сражения, предпочитая пользоваться скорее искусством, чем смелостью. Фабий 
опять, как и прежде, сторожил Ганнибала и мешал ему опустошать страну, не 
вступая с ним в сражение всем войском, но нападая только на рассеявшихся 
отдельными отрядами фуражиров и вполне определенно зная, что скоро Ганнибал 
будет испытывать недостаток продовольствия.


14. Когда оба войска приблизились к узкому горному проходу,
[253]
которого Ганнибал не предвидел, Фабий, послав вперед четыре тысячи воинов, 
занял его, а сам с остальными стал лагерем на укрепленном холме с другой 
стороны. Ганнибал же, когда заметил, что он попал в середину между Фабием и 
теми, которые стерегли теснины, почувствовал страх, как никогда раньше: он не 
видел никакого другого прохода — все состояло из отвесных и непроходимых скал, 
и он не надеялся победить Фабия или стоящих у теснин ввиду укрепленности их 
позиций. Находясь в таком безвыходном положении, Ганнибал перерезал бывших у 
него числом до пяти тысяч пленных, чтобы они в момент опасности не подняли 
восстания, быкам же, которые у него были в лагере (а их было большое 
количество), к их рогам он привязал факелы и, с наступлением ночи зажегши эти 
факелы, другие огни в лагере потушил и велел хранить глубокое молчание, самым 
же смелым из юношей приказал гнать быков со всей поспешностью вверх на те 
крутизны, которые были посередине между лагерем Фабия и ущельем. Быки, 
подгоняемые гнавшими их, а также из-за огня, который их жег, обезумев, изо всех 
сил лезли на крутизны, потом падали и снова лезли.


15. Римляне и с той и с другой стороны, видя, что в лагере Ганнибала темно и 
тихо, а в горах много всяких огней, не могли, как это бывает ночью, точно 
понять, что происходит. Фабий подозревал здесь какую-то хитрость Ганнибала, но 
не мог разгадать ее, держал войско неподвижно, считая, что ночью все 
подозрительно, стоявшие же в теснинах предположили, чего и хотел Ганнибал, а 
именно что он, попав в затруднительное положение, бежит, пробиваясь вверх по 
кручам; поэтому они покинули свои места и бросились туда, где появлялся огонь, 
рассчитывая захватить там Ганнибала, которому приходилось плохо. Как только 
Ганнибал увидел, что они спустились из теснин, он быстро бросился в эти теснины 
с самыми быстрыми из своих воинов, без света в полном молчании, чтобы остаться 
незамеченным; захватив их и укрепившись там, он дал знак трубой, и лагерь 
ответил ему громким криком, и внезапно всюду появился огонь. Только тогда 
римляне заметили обман; остальное же войско Ганнибала и те, которые гнали быков,
 безболезненно прошли к теснинам. Собрав их, он двинулся дальше. Так, сверх 
ожидания, Ганнибал тогда уцелел и сам и спас свое войско, и, двинувшись в 
Геронию,
[254]
находившуюся в Япигии, которая была полна хлебом, взял ее и, имея всего в 
изобилии, спокойно зимовал.


16. Фабий, и после этого продолжая придерживаться своей тактики, следовал за 
ним и стал лагерем на расстоянии десяти стадий от Геронии, имея между собой и 
Ганнибалом реку Ауфид.
[255]
Так как окончились шесть месяцев, на которые римляне выбирают диктаторов, то 
консулы Сервилий и Атилий
[256]
вернулись к исполнению своих обязанностей и прибыли в лагерь, а Фабий отбыл в 
Рим.
[257]
В течение этой зимы у Ганнибала и у римлян были постоянные стычки между 
легковооруженными; и в них римляне оказывались более счастливыми, более 
храбрыми. Ганнибал всегда сообщал карфагенянам о происходящем, преувеличивая 
свои успехи, но тогда, так как у него погибло много воинов, он почувствовал 
недостаток в людях и просил войска и денег. Но враги, преследовавшие злыми 
насмешками все начинания Ганнибала, и тогда язвительно ответили, что они не 
понимают, в чем дело, ведь побеждающие не просят денег, но посылают их на 
родину, а Ганнибал просит, говоря в то же время, что побеждает. Под их влиянием 
карфагеняне не посылали ему ни войска, ни денег, и Ганнибал, оплакивая это, 
писал в Иберию своему брату Гасдрубалу, убеждая его в начале лета с войсками, 
какие только он может набрать, и деньгами вторгнуться в Италию и опустошить 
северные ее части, чтобы вся она была предана разграблению и римляне были ими 
поставлены в тяжелое положение с обеих сторон.


17. В таком положении были дела Ганнибала, римляне же, глубоко уязвленные 
размерами поражения Фламиния и Центения,
[258]
как претерпевшие нечто недостойное их и противное разуму и ужасное, и вообще не 
желая переносить войну, которая велась на их территории, полные гнева против 
Ганнибала, набрали в Риме четыре легиона воинов и отовсюду собирали союзников, 
направляя их в Япигию.
[259]
Они выбрали консулами за военную славу Луция Эмилия, перед тем воевав