али 
виновников этого противозакония, если они хотят быть друзьями римлян. С большим 
трудом и проволочками, они допустили послов на общее собрание, и, когда они 
выступили, стали издеваться, что они не всегда хорошо говорили по-гречески; 
смеялись они и над их одеждой и над пурпурной каймой. А некто Филонид,
[147]
человек, ведущий себя по-шутовски и любитель поглумиться, подойдя к Постумию, 
главе посольства, повернулся задом и, наклонившись вперед и подняв свою одежду, 
сневежничал на одежду посла.
[148]
И весь театр смеялся, как будто это было смешно. Постумий же, протянув 
запачканную одежду, сказал: "Большим количеством крови смоете это вы, 
радующиеся таким веселым зрелищам". И так как тарентинцы ничего не отвечали, 
послы удалились. А Постумий, не смыв бесчестия со своей одежды, показал ее 
римлянам.


3. Негодуя на это, народ приказал Эмилию,
[149]
воевавшему с самнитами, оставить в настоящее время борьбу с самнитами, 
вторгнуться в область тарентинцев и пригласить их вступить в переговоры на тех 
же условиях, которые предлагали послы, если же они не послушаются, воевать с 
ними всеми силами. И действительно, он предложил это тарентинцам, и они уже не 
смеялись, видя войско, но разделились почти поровну во мнениях, пока кто-то не 
сказал им, затруднявшимся и продолжавшим рассуждать, что выдать кого-нибудь — 
это значит быть уже порабощенным, воевать же одним — опасно. Если же мы захотим 
и полностью обладать свободой и воевать с равными силами, давайте призовем из 
Эпира царя Пирра и объявим его полководцем в этой войне. Так они и сделали.
[150]


VIII. [Из сборника "О доблестях и пороках"; Val., стр. 553].
[151]
После кораблекрушения Пирр, царь Эпира, пристал к Таренту, и тарентинцы тогда 
особенно стали тяготиться приближенными царя, силой вселившимися к ним и 
открыто насиловавшими их жен и детей. Когда же Пирр прекратил их сисситии и 
другие сходки и увеселения, как неподобающие военному времени, и заставил их 
заниматься военными упражнениями, определив смерть тем, кто не будет этим 
заниматься, тогда, совсем подавленные непривычными трудами и приказами, 
тарентинцы стали убегать из своего города, как из чужого, в поля. Но царь запер 
ворота и поставил стражу. Тогда тарентинцы совершенно ясно увидали свое 
неразумие.


IX. [Оттуда же, там же].
[152]
Все те из римлян, которые находились в Регии для защиты и охраны города, чтобы 
он не потерпел чего-либо от врагов, и сами и Деций,
[153]
их начальник, позавидовав богатствам регинцев и подстерегши их, когда они 
пировали и веселились на празднике, перебили их и сошлись с их женами против их 
воли. Поводом к противозаконию они выставляли то, что регинцы якобы хотели 
предать гарнизон Пирру. И Деций вместо начальника гарнизона стал тираном и 
заключил дружбу с мамертинцами, которые жили на Сицилийском проливе и которые 
незадолго перед тем совершили то же самое преступление по отношению к своим 
хозяевам.


2. Когда же Деций стал страдать глазами и не доверял врачам, бывшим в Регии, 
его стал лечить вызванный им из Мессены уроженец Регия, задолго до того 
переселившийся в Мессену, так что никто не знал, что он был регинцем. Этот врач
[154]
убедил его, Деция, для быстрейшего исцеления решиться вытерпеть горячие 
лекарства и, намазав его сжигающими и выедающими глаза мазями, велел ему 
терпеть боль, пока он не вернется, сам же тайно отплыл в Мессену. Деций, долгое 
время терпя боль, наконец, смыл мазь и нашел, что он потерял зрение.


3. Посланный римлянами для упорядочения тамошних дел, Фабриций отдал город 
оставшимся еще в живых регинцам, а из гарнизона виновников отпадения послал в 
Рим,
[155]
где они были подвергнуты бичеванию посредине площади,
[156]
головы у них были отрублены и тела выброшены непогребенными. Деций же, так как 
его, как слепого, стерегли без особого внимания ([melvw),
[157]
сам на себя наложил руки.


X. [Из сборника "О