меняться каждые три года, кроме сына Антиоха. Составив такой письменный договор 
и вырезав его на медных досках, они поместили его на Капитолии, где они 
помещают и другие договоры; копию они послали Манлию Вульсону, преемнику 
Сципиона по командованию войском. Он принес клятву в присутствии послов Антиоха 
в Апамее во Фригии, а Антиох — в присутствии специально с этой целью посланного 
к нему военного трибуна Терма.
Таков был для Антиоха Великого конец его войны с римлянами. Было мнение, что 
договор был заключен в такой форме благодаря признательности Сципиона Антиоху 
за освобождение его сына.

40. И когда Сципион вернулся, некоторые за это подняли против него клевету, а 
два народных трибуна обвинили его в продажности и измене. Он с презрением 
отнесся к этому обвинению, как недостойному его. Когда собрался суд в тот день, 
когда много лет тому назад
[927]
он покорил Карфаген, он послал заранее жертвенных животных на Капитолий, а сам 
явился на суд в торжественном одеянии вместо жалкого, вызывающего сострадание, 
какое надевали подсудимые; этим все были поражены и почувствовали расположение 
к человеку столь великому духом в сознании собственного достоинства. И, начав 
говорить, он ни слова не сказал об обвинении, но изложил всю свою жизнь, весь 
свой образ действий и все свои дела, сколько он провел войн в защиту родины и 
как он окончил каждую войну, сколько раз он был победителем. Вследствие 
торжественности тона его рассказа слушателей охватило чувство удовольствия. 
Когда же он дошел до рассказа о Карфагене, представив, как живые, особенно 
события этой войны, и, сам воодушевившись и воодушевив собрание, он сказал: "в 
этот день я тогда одержал такую победу и дал вам, граждане, в ваши руки 
Карфаген, бывший вам до тех пор столь страшным. Так вот я ухожу в Капитолий 
принести богам благодарственную жертву за тот день. И из вас те, которые любят 
свой город, присоединитесь ко мне для принесения этой жертвы, совершаемой за 
ваше благополучие". Так он сказал и быстро двинулся на Капитолий, не обращая 
никакого внимания на судебный процесс. За ним последовала вся толпа и 
большинство судей с кликами пожелания ему счастья, а когда он приносил жертву, 
раздавались в его честь те же восклицания. Обвинители остались в недоумении; 
они не решались вторично поднять против него процесс, как неоконченный тогда, 
ни упрекнуть его в заискивании перед народом, зная, что его жизнь выше всякого 
подозрения и клеветы.
[928]

41. Так презрительно отнесся Сципион к этому обвинению, недостойному его 
жизненного пути. Он поступил, мне кажется, мудрее, чем Аристид, обвиненный в 
хищении, или Сократ в связи с предъявленным ему обвинением. Они оба не сказали 
ничего, подвергаясь подобному поношению (может быть Сократ и сказал то, что 
приписывал ему Платон); в его поведении было и больше душевного величия, чем у 
Эпаминонда, который был беотархом вместе с Пелопидом и еще одним. Фивяне 
послали их, давши каждому из них войско, идти на помощь аркадянам и мессенянам, 
на которых пошли войной лакедемоняне; когда они еще не совершили того, что 
задумали, фивяне отозвали их на основании клеветнического доноса. Они в 
продолжение шести месяцев не передавали власти своим преемникам, пока не 
захватили укрепления лакедемонян, и вновь не поставили там другие, аркадские 
гарнизоны; к этому понуждал своих сотоварищей по командованию Эпаминонд и брал 
на себя ответственность, что это дело для них пройдет безнаказанно. Когда же по 
их возвращении обвинители, обвиняя каждого в отдельности, приговаривали к 
смерти (закон наказывал смертью всякого, кто насильственно продолжает исполнять 
обязанности, переданные уже другим), то двое других защищались в длинных речах, 
вызвав к себе сожаление и перелагая всю вину на Эпаминонда, предложившего им 
так говорить и подтвердившего собственным свидетельством их слова. Судимый 
последним, он сказал: "Я согласен, что это время я сохранил власть 
противозаконно, и тех, кого вы теперь оправдали, я к этому принудил. Преступив 
закон, я не буду просить не подвергать меня смерти. Я только прошу вас за все 
то, что я сделал в своей предшествующей жизни, сделать такую надпись над моей 
могилой: "Это могила того, кто победил при Левктрах, кто сограждан, неспособных 
устоять при одном виде врагов, даже если б то был иноземец, надевший лаконскую 
шляпу, привел до ворот самой Спарты. Он казнен отечеством, преступив законы во 
имя пользы отечества". С этими словами он сошел с ораторской трибуны и передал 
себя в руки тех, которые захотели бы вести его на казнь. Судьи, почувствовав 
укор себе в его речи, удивление к такой защите и стыд перед так оправдывающимся 
мужем, отказались собирать голоса и бежали из судилища.

42. По этому поводу, если кто хочет, может провести между ними параллель.
[929]
Между тем Манлий, преемник Сципиона, пройдя по отнятой у Антиоха земле, стал 
устанавливать там порядок. Из числа галатов, бывших союзниками Антиоха, 
толистобои бежали на Олимп в Мизии; с трудом поднявшись на гору, он обратил их 
в бегство, нанеся поражение, пока не избил и не сбросил со скал такое 
количество, что из-за их множества нельзя было установить их числа; в плен он 
взял до 40.000; их оружие он сжег, их самих же, не имея возможности вести за 
собой во время военных действий такое огромное количество, он продал соседним 
варварам. В стране тектосагов и трокмов он очутился в опасном положении, попав 
в засаду, и должен был бежать. Вернувшись, он напал на них, когда они стояли 
лагерем в открытом поле густой массой, столпившейся вследствие своей 
многочисленности; он окружил их своими легковооруженными и, объезжая кругом, 
приказывал пускать в них копья и стрелы, но не вступать в рукопашный бой и не 
приближаться к ним. Так как ни один удар не был напрасным ввиду густоты строя 
врагов, то он убил восемь тысяч врагов, а остальных преследовал до реки Галиса. 
Ариарат, царь Каппадокии, который тоже посылал вспомогательные войска Антиоху, 
в страхе прибег к просьбам и свои просьбы сопровождал посылкой двухсот 
талантов; поэтому Манлий не вторгся в его страну, но вернулся к Геллеспонту с 
огромными сокровищами, несчетны