длинными и узкими ножами. Колесницы с косами были поставлены между двумя 
войсками, чтобы начать бой по фронту; и им было сказано после первого же 
столкновения уходить назад.
33. На вид казалось, стояли два войска: одно, которое должно было начать бой, 
другое же, находившееся в резерве; каждое из них своей численностью и 
снаряжением должно было внушать страх. На правом крыле над конницей командовал 
сам Антиох, на другом крыле — Селевк, сын Антиоха, над фалангой — Филипп, 
начальник отряда слонов, а над передовыми застрельщиками — Миндис и Зевксис.
День был тусклый и туманный; таким образом, боевой порядок пропадал из поля 
зрения, и сила выстрелов становилась слабее, как это и естественно во влажном и 
тусклом воздухе. Когда это заметил Эвмен, то на все остальное он перестал 
обращать внимание, но, очень боясь удара стоящих против него колесниц, он, 
собрав всех, какие у него были, пращников, стрелков и других легковооруженных, 
приказал им налетать на колесницы и поражать коней вместо возниц; ведь если 
конь в боевой колеснице начнет биться в своей упряжке, то и вся колесница 
становится бесполезной, да и остальной правильный распорядок сильно нарушается, 
так как свои же боятся своих кос. Это случилось и тогда. Когда кони подряд были 
ранены и колесницы понеслись на своих же, то этот беспорядок почувствовали 
прежде всего на себе верблюды, стоявшие ближе всего к колесницам, а за ними 
броненосная конница, которой из-за своей тяжести нелегко было избегать кос. Уже 
произошло большое замешательство и всевозможный беспорядок, начавшиеся прежде 
всего от этих колесниц и распространившиеся на все пространство между обоими 
войсками. Люди подозревали большее, чем было на самом деле: как это бывает при 
таком растянутом фронте, при густоте радов, при разнообразных криках и великом 
страхе, узнать точно, что происходит, было не так легко даже для тех, которые 
находятся радом с происходящим событием, и страх передавался от одного к 
другому, все нарастая.
34. Когда первое предприятие Эвмена оказалось удачным и пространство между 
войсками, поскольку оно было занято верблюдами и колесницами, оказалось 
свободным, он повел своих всадников и всадников римских и италийских, какие у 
него были, на стоявших против него галатов, каппадокийцев и на остальное 
сборище иноземных войск, громко крича и побуждая идти против людей, неопытных в 
военном деле и лишенных уже своего передового прикрытия. Его войска охотно 
следовали за ним, и их удар был настолько тяжел, что они обращают в бегство как 
их, так и стоявших радом с ними всадников и катафрактов, уже сильно приведенных 
в беспорядок колесницами. Последних, которые из-за тяжести своего вооружения не 
так легко могли бежать или повертываться, они больше всего захватывали и 
избивали.
Вот что происходило на левом фланге македонской фаланги. На правом же, где 
стоял сам Антиох, он пробил сплошную фалангу римлян, разделил ее и далеко 
преследовал.
35. И вот македонская фаланга, поставленная для связи с конницей на узком 
четырехугольном пространстве, лишившись прикрытия всадников, с обеих сторон 
расступилась и приняла в себя легковооруженных, сражавшихся еще перед ее рядами,
 а затем опять сомкнулась. Когда же Домиций легко окружил ее большим 
количеством всадников и легковооруженных, так как она представляла плотно 
поставленный четырехугольник, она не могла ни двинуться вперед, ни развернуть 
своего строя ввиду его большой глубины; поэтому она стала терпеть бедствие. Они 
досадовали, что не имеют возможности сами воспользоваться своей военной 
опытностью, а представляют удобную мишень для нападения неприятеля со всех 
сторон. Однако, выставив со всех четырех сторон целый лес своих сарисс, они 
вызывали римлян вступить с ними в рукопашный бой и все время делали вид, что 
хотят напасть. Но они нигде не делали ни шагу вперед, будучи пешими и 
отягченными своим оружием, а врагов видя всюду на конях, особенно же потому, 
что боялись нарушить крепость своего строя; перестроиться иначе они бы не 
успели. Римляне же к ним не приближались и не вступали в рукопашный бой, боясь 
<опытности> людей, привычных к военному делу, их твердости и отчаянной 
решимости, но быстро кружась около них, они бросали все время в них дротики и 
стреляли из луков. И ни один удар их не был напрасным: такой массой стояли они 
на небольшом пространстве; они не могли ни уклониться от бросаемых в них копий 
и стрел, ни расступиться перед несущимися на них. Поэтому, неся уже большие 
потери, они стали поддаваться, так как ничего лучшего они сделать не могли, и 
стали шаг за шагом отступать, грозно обороняясь, вполне сохраняя порядок и 
внушая римлянам страх: они ведь и тогда не решались приблизиться к ним, но, 
нападая со всех сторон, наносили им потери, пока, наконец, слоны в македонской 
фаланге не были приведены в беспорядок и перестали слушаться своих вожаков; 
тогда весь их боевой порядок превратился в нестройное бегство.
36. Домиций, одержав победу здесь, спешно подошел к лагерю Антиоха и захватил 
охранявших его. Между тем Антиох, преследуя далеко тех из римской фаланги, 
против кого он стоял, так как у них не было поставлено для помощи ни всадников, 
ни легковооруженных (Домиций не подкрепил их никем, считая, что не нужно будет 
благодаря реке), дошел до римского укрепления. Когда же военный трибун, 
охранявший лагерь, встретив его свежими силами из охраны лагеря, задержал его 
стремительность, а бегущие, вновь осмелев благодаря слившимся с ними 
вспомогательным силам, обратились против врага, Антиох повернул назад, полный 
гордости, как бы одержав победу, ничего не зная из того, что произошло на 
другом его фланге. С ним встретился Аттал, брат Эвмена, с большим количеством 
конницы. Без большого затруднения Антиох их порубил и проехал через их ряды, не 
обращая внимания, что они, кружась еще около него, наносили ему незначительные 
потери. Но когда он увидел свое поражение и всю равнину, полную трупами его 
воинов, людей, коней и слонов, увидал, что его лагерь взят уже штур