воему, я за полесскую печь спрячусь да за хлебами стану смотреть, чтоб
не подгорели?  Я пока еще не кочерга и для чего другого сгодиться могу. На
коня с табуретки сажусь,  assentior!* Но коли уж сяду, поскачу на врага не
хуже  любого  юнца!  Ни  песок,  ни  опилки  еще,  слава богу,  из меня не
сыплются.  В стычки с татарами не полезу,  по Дикому Полю рыскать не буду,
потому  как  не гончий пес,  но в генеральном сражении держись подле меня,
коли сумеешь, - немалых насмотришься чудес.
     _______________
          * Согласен! (Лат.)

     - Еще тебя в сечу тянет?
     - А  ты  думаешь,  мне не захочется славной смертью в  конце славного
жизненного пути  почить после  стольких-то  лет  службы?  Что  может  быть
достойней?  Ты пана Дзевёнткевича знавал?  Выглядел он, правда, лет на сто
сорок, но было ему сто сорок два, и еще служил в войске.
     - Не было ему столько.
     - Было,  чтоб мне с этого табурета не встать! На большую войну я иду,
и баста! А покамест еду с вами в Хрептев, так как в Баську влюблен!
     Бася вскочила,  сияя,  и бросилась обнимать Заглобу,  а он только нос
кверху задирал, повторяя:
     - Крепче! Крепче!
     Но Володыёвский еще раз хорошенько все обдумал и лишь после этого дал
ответ.
     - Никак нельзя нам всем сразу ехать, - сказал он. - Там сущая пустыня
и даже худого крова не найти.  Я поеду вперед,  пригляжу место под майдан,
крепостцу надежную выстрою и  дома  для  солдат,  а  также конюшни,  чтобы
благородные скакуны  наших  рыцарей от  переменчивой погоды  не  захирели;
колодцы вырою,  дорогу проложу,  яры,  сколько смогу,  очищу от разбойного
сброда,  а уж тогда милости просим;  пришлю за вами надлежащий эскорт.  Но
недельки хотя бы три подождать придется.
     Бася  попыталась  было  протестовать,   но  Заглоба,   признав  слова
Володыёвского справедливыми, сказал:
     - Дело говоришь!  Мы тут с тобой, Баська, пока похозяйничаем, и будет
нам совсем не худо.  Да и запасец кой-какой приготовить надо: вам небось и
невдомек, что меды и вина нигде лучше, чем в пещерах, не сохраняются.


                                ГЛАВА XXII

     Володыёвский сдержал  слово  -  в  три  недели  закончил строительные
работы и прислал отменный эскорт:  сотню татар из хоругви Ланцкоронского и
сотню  Линкгаузовых драгун,  которых привел пан  Снитко,  герба  Месяц  на
ущербе.  Татарами командовал сотник Азья  Меллехович,  родом  из  Литвы  -
совсем  еще  молодой,  лет  двадцати с  небольшим.  Он  привез  письмо  от
маленького рыцаря, который писал жене нижеследующее:
     <Возлюбленная моя Баська! Приезжай поскорее: без тебя я как без хлеба
и,  ежели до того времени  не  зачахну,  розовое  твое  личико  совершенно
зацелую. Людей посылаю предостаточно и офицеров опытных, однако среди всех
выделяйте пана Снитко и в общество свое допустите,  ибо он bene natus*,  и
человек состоятельный, и к товариществу принадлежит, Меллехович же, хоть и
добрый солдат, но бог весть какого роду-племени. Нигде, кроме как у татар,
он бы офицером не мог стать - в любой иной хоругви всяк, кому не лень, ему
б imparitatem**  выказывал.  Обнимаю  тебя  крепко-прекрепко,  рученьки  и
ноженьки твои целую.  Фортецию я поставил из кругляшей преотличную;  очаги
сложили на славу.  У нас с тобою несколько комнат в отдельном доме. Смолою
везде  пахнет,  и  сверчков тьма-тьмущая:  вечером как начнут свиристеть -
собакам и тем не дают  спать.  Раздобыть  бы  гороховину  -  в  два  счета
проклятых можно вывести, да ты, верно, и так прикажешь ею телеги выстлать.
Стекла брать негде, окошки затянули пока пузырями, но у пана Бялогловского
есть  среди  его драгун стекольщик.  Стекло можно взять в Каменце у армян,
только,  ради бога,  осторожно везите,  чтоб не побилось.  Светелку твою я
велел  домоткаными  коврами обить,  очень получилось славно.  Разбойников,
которых мы в лешицких ярах изловили, я приказал повесить; девятнадцать уже
болтаются,  а  к  тому  времени,  что  ты  приедешь,  десятка три,  думаю,
наберется.  Пан Снитко тебе расскажет,  как  мы  тут  живем.  Вверяю  тебя
попечению всевышнего и пресвятой девы, душа ты моя миленька>.
     _______________
          * Хорошего рода (лат.).
          ** Здесь: презрение, незаслуженное отношение (лат.).

     Бася,  закончив читать,  отдала письмо Заглобе, который, пробежав его
глазами,  сразу стал  оказывать пану  Снитко знаки внимания -  достаточно,
однако, сдержанные, дабы тот заметил, что перед ним воин более доблестный,
нежели  он  сам,  и  вообще  важная  особа,  лишь  из  любезности до  него
снизошедшая. Впрочем, Снитко был человек доброго и веселого нрава и притом
рьяный служака,  всю жизнь провоевавший.  К  Володыёвскому он  относился с
огромным почтением,  а  на пана Заглобу поглядывал снизу вверх,  осознавая
свою малость перед лицом столь славного мужа.
     Меллехович при  чтении  письма  не  присутствовал:  отдав  пакет,  он
поспешно вышел  якобы  взглянуть на  своих  татар,  а  на  самом  деле  из
опасения, как бы ему не было велено отправиться в людскую.
     Заглоба,  однако,  успел к нему присмотреться,  пану же Снитко, помня
слова В