И  такая печаль и  решимость были в  ее голосе,  что ни Бася,  ни пан
Заглоба ни на мгновенье не приняли слова ее за шутку.
     Их оторопь взяла,  и  они долго в изумлении глядели то друг на друга,
то на Кшисю.
     - Гм! - первым отозвался пан Заглоба.
     - В монастырь пойду! - кротко повторила Кшися.
     Бася глянула на нее,  и вдруг руки ее обвились вокруг Кшисиной шеи, а
румяные губы коснулись Кшисиной щеки.
     - Кшися!  - воскликнула она. - Скажи, скажи, что это неправда, что ты
нарочно все это выдумала! А то разревусь, ей-ей, разревусь, вот увидишь...


                                ГЛАВА XVII

     После  свидания  с  Заглобой  Кетлинг  заглянул к  пани  Маковецкой и
объяснил ей,  что из-за неотложных дел своих должен остаться в  городе,  а
быть  может,  перед  большим путешествием,  заехать на  несколько недель в
Курляндию, и потому не сможет сам принять столь любезную его сердцу гостью
в своей усадьбе. Он умолял, чтобы она, как и прежде, считала дом его своим
и  жила там и  далее,  дожидаясь мужа и  пана Михала,  тем паче что выборы
скоро.  Не желая, чтобы домик пустовал безо всякой пользы, пани Маковецкая
согласилась.
     После  этого  разговора Кетлинг исчез  и  не  появлялся больше  ни  в
гостинице,  ни в усадьбе, куда вскорости вновь переехала пани Маковецкая с
барышнями. Но одна только Кшися чувствовала его отсутствие: у пана Заглобы
выборы были на уме,  а  Бася с тетушкой день-деньской толковали о Кшисином
решении уйти в монастырь.
     Пани  Маковецкая не  смела отговаривать Кшисю от  столь важного шага,
полагая,  что едва ли и ее муж отважится на такое: в те времена считалось,
что препятствовать подобным решениям грех и богопротивное дело.
     Один только пан  Заглоба при  всей своей набожности мог бы,  пожалуй,
сказать что-нибудь супротив,  если бы его это хоть чуточку трогало, но его
это ничуть не  трогало,  и  он  тихо выжидал,  радуясь в  душе,  что все к
лучшему и  Кшися не  будет стоять на дороге его любимого гайдучка.  Теперь
пан Заглоба уверовал наконец,  что его тайные планы сбудутся,  и  со  всей
страстью занялся подготовкой к выборам; он частенько навещал съехавшуюся в
столицу шляхту,  а  не то проводил время в  беседах с ксендзом Ольшовским,
которого в конце концов полюбил, став его верным наперсником.
     После каждой беседы с  ним  он  возвращался домой все более страстным
приверженцем Пяста и  все более яростным недругом чужеземцев.  Помня слова
ксендза подканцлера, он не лез на рожон, но не проходило дня, чтобы ему не
удалось склонить кого-нибудь в  пользу своего кандидата,  и случилось так,
как оно частенько бывает:  Заглоба вошел в азарт, забыв обо всем на свете,
разумеется, кроме желания просватать Басю за Володыёвского.
     А меж тем время избрания близилось.
     Уже  весна  освободила из  ледяных оков  реки,  подули теплые сильные
ветры,  от дыхания которых на деревьях распускаются листья,  а если верить
примете,   рассыпаются  цепочки  ласточек,  чтобы  потом  в  любую  минуту
вынырнуть на ясный солнечный свет из холодной бездны.  Вместе с ласточками
и другими перелетными птицами поспешили на торжества и гости.
     Первыми слетелись купцы,  которым такой  съезд  сулил немалые барыши,
ведь народу,  если считать вельмож с  их двором,  шляхту,  слуг и  войско,
собиралось эдак с  полмиллиона.  Были здесь и  англичане,  и голландцы,  и
немцы,  и москали, понаехали татары, турки, армяне и даже персы, привезя с
собою  сукна,   полотно,  ткани  дамасские,  парчу,  меха,  драгоценности,
благовония и всевозможные сладости.  В городе и в слободах сколотили ряды,
разложили товар. И в деревнях были свои базары, всяк понимал, что город не
вместит и  десятой доли  всех выборщиков и  целые их  толпы остановятся за
городскими стенами,  как,  впрочем, и всегда во время избрания и коронации
бывало.  Со всех концов стала съезжаться и шляхта,  да так дружно,  такими
несметными полчищами, что коли бы она всегда так у рубежей Речи Посполитой
в минуты опасности стояла, никогда бы вражеской ноге их не переступить.
     Ходили слухи,  что  на  выборах будет неспокойно,  потому что страсти
бушевали вокруг трех претендентов:  Конде,  герцога Нейбургского и герцога
Лотарингского.   Говорили,  что  каждая  партия  будет  биться  за  своего
претендента.
     Беспокойство  овладело  сердцами,  дух  соперничества разгорался  все
жарче.
     Кое-кто поговаривал и о межусобицах, слухи эти были любимой пищей для
военных дружин,  что водились при каждом магнате.  Они съезжались заранее,
готовые к стычкам.
     Когда Речь По