|
мент отборной немецкой пехоты,
где полковничал Ганс Флик.
Миколай Потоцкий долго не решался послать казаков против
Хмельницкого, но, поскольку Кречовский пользовался среди них огромным
влиянием, а Кречовскому гетман доверял бесконечно, то ограничился он тем,
что велел казакам присягнуть в верности и с богом отправил их в поход.
Кречовский, воин весьма опытный и многажды в прежних войнах
прославившийся, был человеком Потоцких. Потоцким он обязан был и званием
полковника, и дворянством, которого они добились для него на сейме, и,
наконец, пожизненно полученными от них обширными наделами в месте слияния
Днестра и Ладавы.
Столько уз связывало его с Речью Посполитой и Потоцкими, что даже
малейшее недоверие не могло зародиться в гетмановой душе. Ко всему был
этот человек в расцвете сил, лет этак около пятидесяти, и великое поприще
на службе отечеству ожидало его в будущем. Кое-кто видел в нем даже
преемника Стефану Хмелецкому, начинавшему свой путь простым степным
рыцарем, а завершившему - воеводой киевским и сенатором Речи Посполитой.
Так что от самого Кречовского зависело, пойдет ли он тем путем, на который
привело его мужество, неукротимая энергия и безмерная амбиция, вожделевшая
сколько богатств, столько и чинов. Ради этой самой амбиции он весьма
добивался недавно Литинского староства, а когда в конце концов досталось
оно Корбуту, Кречовский в глубине души затаил досаду и, можно сказать,
даже отболел от зависти и огорчения. Сейчас судьба как бы опять улыбалась
ему, ибо, получив от великого гетмана столь важное воинское задание, он
смело мог рассчитывать, что имя его дойдет и до королевских ушей. А было
это делом немаловажным, ибо засим оставалось лишь поклониться господину
своему, чтобы получить привилегию с желанными шляхетской душе словами:
"Б и л н а м ч е л о м и п р о с и л е г о п о ж а л о в а т ь, а
м ы, п о м н я е г о у с л у г и, д а е м", и т. д. Таким путем получали
на Руси богатства и чины; таким путем огромные пространства незаселенных
степей, до того принадлежавшие богу и Речи Посполитой, переходили в
частные руки; таким путем худородный становился властелином и мог тешить
себя мыслью, что отпрыски его среди сенаторов заседать будут.
Правда, Кречовского заедало, что в порученной ему теперь миссии
приходится делиться властью с Барабашем, хотя двоевластие это и было по
сути номинальным. Старый черкасский полковник, особенно в последнее время,
так постарел и одряхлел, что, пожалуй, телом только принадлежал этому
миру, душа же его и разум находились постоянно в оцепенении и угасании,
обычно предваряющими смерть. Когда объявили поход, он словно бы очнулся и
начал действовать довольно ретиво; даже можно было сказать, что от голоса
военных труб веселее заходила в нем старая солдатская кровь, ведь был он в
свое время прославленным рыцарем и степным вожаком; но когда выступили,
плеск весел убаюкал старика, казацкие песни и плавное движение байдаков
усыпили, и позабыл он о мире божьем. Всем начальствовал и руководил
Кречовский. Барабаш просыпался только поесть, а поевши, по привычке о
чем-нибудь спрашивал. От него отделывались каким-нибудь несложным ответом,
и он, вздохнув, говорил: "От, рад бы я с другою войною в могилу лечь, да,
видать, воля божья!"
Между тем связь с коронным войском, которое вел Стефан Потоцкий,
сразу же прервалась. Кречовский досадовал, что гусары и драгуны идут
слишком медленно, слишком мешкают у переправ, что молодой гетманич новичок
в военном искусстве, однако распорядился налечь на весла и плыть вперед.
Так что челны устремлялись с днепровским течением к Кудаку, все
больше отрываясь от коронных войск.
И вот однажды ночью послышалась канонада.
Барабаш даже не проснулся, зато Флик, плывший в авангарде, пересел в
лодчонку и подгреб к Кречовскому.
- Ваша милость полковник, - сказал он. - Это кудацкие пушки. Как
прикажете поступить?
- Останови, сударь, байдаки. Заночуем в очеретах.
- Хмельницкий, как видно, осадил замок. Я полагаю, следует поспешить
на выручку.
- А тебя, сударь, не спрашивают, что ты полагаешь, тебе приказывают.
Командую я.
- Ваша милость полковник...
- Стоять и ждать! - отрезал Кречовский.
Однако, видя, что дельный немец дергает рыжую свою бороду и уступать
без разъяснений не собирается, добавил примирительней:
- Каштелян к утру может подтянуться с конницей, а крепость за одну
ночь не возьмут.
- А если не подтянется?
- Хоть и два дня ждать будем. Ты, сударь, Кудака не знаешь! Они об
его стены зубы сломают, а я без каштеляна на выручку не двинусь, так как и
полномочий таких не имею. Это его дело.
Правота явно была на стороне Кречовского, поэтому Флик, более не
настаивая, отплыл к своим немцам. Спустя малое время байдаки стали
подходить к правому берегу и забиваться в камыши, бо
|
|