у,  сейчас перевел свои  силы  к
Черкассам,  но  главным  образом  затем,  чтобы  ловить  беглых,  так  как
городовые казаки  и  простонародье во  множестве стали  убегать  на  Сечь.
Шляхта скапливалась в городах. Поговаривали, что в южных воеводствах имело
быть объявленным народное ополчение.  Кое-кто,  не ожидая обычного в таких
случаях королевского указа,  отослав жен и  детей в  замки,  направлялся в
Черкассы.  Несчастная Украина разделилась на два лагеря:  одни устремились
на Сечь,  другие -  в коронное войско;  одни были за существующий порядок,
другие -  за дикую волю;  одни намеревались сохранить то,  что было плодом
вековых трудов, другие вознамерились нажитое это у них отнять. Вскорости и
тем  и  тем  суждено было обагрить братские руки кровью собственного тела.
Ужасающая  распря,  прежде  чем  обрести  религиозные лозунги,  совершенно
чуждые Низовью, затевалась как война социальная.
     И хотя черные тучи обложили украинский горизонт, хотя отбрасывали они
зловещую мрачную тень, хотя в недрах их все клубилось и грохотало, а громы
перекатывались из конца в конец,  люди пока не отдавали себе отчета, какая
неимоверная разгуливается гроза.  Возможно,  что отчета не  отдавал себе и
сам  Хмельницкий,   пока  что  славший  краковскому  правителю,  казацкому
комиссару и коронному хорунжему письма, полные жалоб и нареканий, а заодно
и  клятвенных признаний в верности Владиславу IV и Речи Посполитой.  Хотел
ли  он  выиграть время или же полагал,  что какой-нибудь договор еще может
положить конец конфликту - мнения расходились, и только два человека ни на
мгновение не обольщались по этому поводу.
     Людьми этими были Зацвилиховский и престарелый Барабаш.
     Старый  полковник тоже  получил от  Хмельницкого послание.  Было  оно
издевательским,  угрожающим и оскорбительным. "Со всем Войском Запорожским
починаем мы,  -  писал Хмельницкий,  -  горячо взывать и  молить,  дабы  в
соблюдении были оные привилегии,  каковые ваша милость у  себя укрывал.  А
посколь  сокрыл  ты  их  для  собственной корысти  и  богатств  умножения,
постольку все  Войско Запорожское полагает тебя достойным полковничать над
баранами или свиньями,  но  не  человеками.  Я  же прошу прощения у  вашей
милости,  ежели в  чем не угодил в убогом доме моем в Чигирине о празднике
св. Миколы и что уехал на Запорожье, не сказавшись и не спросившись".
     - Вы  только  поглядите,  судари  мои,  -  говорил  Зацвилиховскому и
Скшетускому Барабаш,  -  как глумится он надо мною,  а  ведь я его ратному
делу обучал и, можно сказать, вместо отца был!
     - Значит,  он  со  всем  войском  запорожским  привилегий  добиваться
собирается,  -  сказал Зацвилиховский.  -  И война, попросту говоря, будет
гражданская, изо всех самая страшная.
     На это Скшетуский:
     - Видно,  спешить мне надо;  дайте же,  милостивые государи, письма к
тем, с кем по приезде следует мне связаться.
     - К кошевому атаману есть у тебя?
     - Есть. От самого князя.
     - Тогда дам я тебе к одному куренному,  а у его милости Барабаша есть
там сродственник,  тоже Барабаш; обо всем и узнаешь. Да только не опоздали
ли мы с таковой экспедицией? Князю угодно знать, что там происходит? Ответ
простой:  недоброе там!  Угодно знать,  что делать? Совет простой: собрать
как можно больше войска и соединиться с гетманами.
     - Пошлите же к нему гонца с ответом и советом, - сказал Скшетуский. -
А мне так и так ехать, ибо послан и княжеского решения изменить не могу.
     - А знаешь ли ты,  сударь,  что это очень опасная поездка?  -  сказал
Зацвилиховский.  - Народ уже столь разошелся, что упастись трудно. Не будь
поблизости коронного войска,  чернь и  на нас бы накинулась.  Что же тогда
там? К дьяволу в пасть едешь.
     - Ваша милость хорунжий!  Иона не в  пасти даже,  но во чреве китовом
был, а с божьей помощью цел и невредим остался.
     - Тогда езжай. Решимость твою хвалю. До Кудака, ваша милость, доедешь
в  безопасности,  там  же  решишь,  как действовать.  Гродзицкий -  солдат
старый,  он тебе и  даст верные инструкции.  А  ко князю я  сам,  наверно,
двинусь;  если уж  мне сражаться на старости лет,  то лучше под его рукой,
чем под чьей еще.  А пока что байдак или дубас для вашей милости снаряжу и
гребцов дам, которые тебя до Кудака доставят.
     Скшетуский вышел и отправился к себе на квартиру, на базарную площадь
в  дом  князя,  намереваясь поскорей закончить приготовления.  Несмотря на
опасности предстоящей поездки,  о которых предупреждал его Зацвилиховский,
наместник думал о  ней не  без удовольствия.  Ему предстояло на всем почти
протяжении,  до самого до Низовья, увидеть Днепр, да еще и пороги; а земли
эти  представлялись тогдашнему  рыцарству  заколдованными,  таинственными,
куда  стремилась  всякая  душа,  жадная  до  приключений.  Большинство  из
проживших всю жизнь свою на Украине не могли похвастаться, что видели Сечь
- разве что пожелали бы записаться в товарищество,