ышущего  жаром,  и  черные,  цвета  воронова крыла,
волосы,  которые, по всей почти голове обритые, буйно устремлялись на чело
и,  остриженные над  бровями,  наполовину лоб  закрывали.  Одевался  он  в
польский костюм,  но  об  одежде не  очень  заботился и  лишь  по  большим
праздникам облачался в  богатое  платье,  весь  тогда  сверкая  золотом  и
драгоценностями.  Пан  Лонгин  несколькими  днями  позже  присутствовал на
подобном  торжестве.  Князь  принимал господина Розвана  Урсу.  Посольские
аудиенции происходили всегда в  так  называемой голубой зале,  так  как на
потолке ее  свод  небесный купно со  звездами кистью гданьщанина Хелма был
изображен.  Князь,  как обычно в таких случаях, восседал под балдахином из
бархата  и  горностаев  на  высоком,  напоминающем трон,  стуле,  подножье
которого было  оковано позолоченным металлом.  Позади князя  стояли ксендз
Муховецкий,  секретарь,  маршалок князь Воронич,  пан Богуслав Маскевич, а
затем пажи и  двенадцать одетых на испанский манер драбантов с алебардами;
зала же была переполнена рыцарством в роскошных одеждах и уборах. Господин
Розван от  имени  господаря просил князя влиянием своим и  наводящим страх
именем  добиться от  хана  запрещения буджацким татарам учинять набеги  на
Валахию,  которыми они каждый год ужасный урон и опустошения причиняли; на
что князь ответил на превосходной латыни,  что буджаки, мол, не очень-то и
самому  хану  послушны,   но  все-таки,   поскольку  в   апреле  ожидается
Чауш-мурза,   ханский  посол,   то   через  него  и   будет  передан  хану
соответствующий  запрос   касательно  валашских   обид.   Пан   Скшетуский
предварительно уже  сделал реляцию о  своем  посольстве и  путешествии,  а
также обо всем,  что слышал о  Хмельницком и  бегстве последнего на  Сечь.
Князь  принял  решение  перевести несколько полков  поближе к  Кудаку,  но
особого значения делу этому не придал.  А раз ничто, казалось, не угрожало
покою и могуществу заднепровской державы,  в Лубнах начались празднества и
увеселения как в честь пребывания посла Розвана, так и по случаю того, что
господа Бодзинский и  Ляссота торжественно попросили от  имени воеводского
сына Пшиемского руку старшей княжны Анны, на каковую просьбу получили и от
князя, и от княгини Гризельды ответ благоприятный.
     Один  лишь  не  вышедший ростом Володыёвский страдал среди  всеобщего
оживления, а когда Скшетуский попытался ободрить его, ответил:
     - Тебе хорошо!  Стоит тебе захотеть, и Ануся Борзобогатая тут как тут
будет.  Уж  она  очень благосклонно тебя все время вспоминала;  я  подумал
было, чтобы ревность в Быховце excitare*, но теперь вижу, что его задумала
она до петли довести и  только к  тебе одному,  пожалуй,  нежный в  сердце
сантимент питает.
     _______________
          * возбудить (лат.).

     - Да  при  чем  тут  Ануся!  Можешь  за  ней  снова  ухаживать -  non
prohibeo*.  Но  о  княжне Анне и  думать забудь,  ибо  это все равно,  что
жар-птицу в гнезде шапкой накрыть.
     _______________
          * не возбраняю (лат.).

     - Ох,  знаю,  знаю,  что она жар-птица,  и от горести поэтому умереть
мне, как видно, суждено.
     - Ничего,  выживешь и  тотчас влюбишься;  только в  княжну Барбару не
вздумай, потому что у тебя из-под носа ее другой воеводич утащит.
     - Ужели  сердце -  казачок,  которому приказывать можно?  Ужели  очам
запретишь созерцать столь  дивное создание,  княжну Барбару,  вид  которой
даже зверя дикого взволновать способен?
     - Вот те на! - воскликнул пан Скшетуский. - Вижу я, что ты и без моих
советов утешишься,  но  повторяю:  вернись к  Анусе,  ибо  с  моей стороны
никаких помех не будет.
     Ануся о Володыёвском, однако, не думала. Зато интриговало, дразнило и
злило  Анусю  равнодушие пана  Скшетуского,  который,  возвратившись после
столь долгой отлучки, даже и не взглянул на нее. Поэтому по вечерам, когда
князь с  приближенными офицерами и  дворянами приходил в  гостиную княгини
развлечься беседою,  Ануся,  выглядывая из-за спины своей госпожи (княгиня
была  высокая,   а   она  махонькая),   сверлила  черными  своими  глазами
наместника,  пытаясь угадать причину.  Однако взор Скшетуского,  а также и
мысли пребывали невесть где,  а если взгляд его и обращался к девушке,  то
такой  задумчивый и  отсутствующий,  словно бы  поручик глядел не  на  ту,
которой в свое время пел:

                         Ты жесточе, чем орда,
                         Corda полонишь всегда!..

     "Что с ним?" -  спрашивала себя избалованная вниманием любимица всего
двора  и,   топнув  маленькой  ножкою,   принимала  решение  в  этом  деле
разобраться. Если говорить по совести, в Скшетуского она влюблена не была,
однако,  привыкнув к поклонению, не могла вынести равнодушия к своей особе
и от злости готова была сама влюбиться в нахала.
     И  вот однажды,  спеша с мотками пряжи к княгине,  она столкнулась со
Скшетуским,   выходившим  из  расположенной  рядом  спальни  князя.  Ануся
налетела,  как  вихрь,  можно даже сказать -  задела его грудью и,  сделав
поспешный шажок назад, воскликнула:
     - Ах! Вы так меня испугали! Здравствуйте, сударь!
     - Здравствуйте,  панна Анна!  Неужели же  я  такое monstrum* и  людей
пугаю?
     _______________
          * чудовище (лат.).

     Девушка,  теребя пальцами свободной руки косу и переступая с ножки на
ножку, опустила глаза и, словно бы растерявшись, с улыбкой ответила:
     - Ой нет! Это уж нет... вовсе нет... клянусь матушкиным здоровьем!
     И она быстро глянула