ать не  хотите,  не  беспокойтесь -  я  тоже вас оставлю в  Разлогах,
расчетов по опеке не требуя.
     - Не дари тем, что не твое.
     - Не  дарю я,  но обязательство на будущее даю и в том ручаюсь словом
рыцарским.  Так что выбирайте - или князю отчет по опеке представите и  от
Разлогов отступитесь, или мне Елену отдадите, а имение удержите...
     Рогатина медленно выскальзывала из княгининых рук и наконец со стуком
упала на пол.
     - Выбирайте! - повторил пан Скшетуский. - Aut pacem, aut bellum!*
     _______________
          * Или мир, или войну! (лат.).

     - Счастье же,  -  несколько мягче сказала Курцевичиха,  - что Богун с
соколами уехал,  не  имея желания на ваших милостей глядеть;  он уже вечор
что-то заподозрил. Иначе без кровопролития не обошлось бы.
     - Так  ведь  и  я,  сударыня,  саблю не  для  того  ношу,  чтобы пояс
оттягивала.
     - Да разве гоже такому кавалеру, войдя по-доброму в дом, так на людей
набрасываться и девку, словно из неволи турецкой, силой отбирать.
     - А отчего же нет, если она в неволе холопу должна быть продана?
     - Такого,  сударь,  ты про Богуна не говори, ибо он хоть родства и не
знает,  но  воин прирожденный и  рыцарь знаменитый,  а  нам с  малолетства
известен и как родной в доме. Ему девку не отдать или ножом ударить - одна
боль.
     - А мне,  любезная сударыня,  ехать пора,  поэтому прощения прошу, но
еще раз повторяю: выбирайте!
     Княгиня обратилась к сыновьям:
     - А  что,  сынки,  скажете вы  на столь покорнейшую просьбу любезного
кавалера?
     Булыги поглядывали друг на дружку,  подталкивали один другого локтями
и молчали.
     Наконец Симеон буркнул:
     - Велишь бить,  м а т и, так будем, велишь отдать девку, так отдадим.
     - Бить - худо и отдать - худо.
     Потом, обратившись к Скшетускому, сказала:
     - Ты, сударь, так нас прижал, что хоть лопни. Богун - человек бешеный
и пойдет на все.  Кто нас от его мести оборонит? Сам погибнет от князя, но
сперва нас погубит. Как же мне быть?
     - Ваше дело.
     Княгиня какое-то время молчала.
     - Слушай же,  сударь-кавалер. Все это должно в тайне остаться. Богуна
мы в  Переяслав отправим,  сами с  Еленой в  Лубны поедем,  а ты,  сударь,
упросишь князя, чтобы он нам охрану в Разлоги прислал. У Богуна поблизости
полтораста казаков, часть из них у нас на постое. Сейчас ты Елену взять не
можешь,  потому что он  ее отобьет.  Иначе оно быть не может.  Поезжай же,
никому не говоря ни слова, и жди нас.
     - А вы обманете.
     - Да кабы мы могли!  Сам видишь,  не можем.  Дай слово, что секрет до
времени сохранишь!
     - Даю. А вы девку даете?
     - Мы ж не можем не дать, хотя нам Богуна и жаль...
     - Тьфу  ты!   Милостивые  государи,   -  внезапно  сказал  наместник,
обращаясь к  князьям,  -  четверо вас,  аки дубы могучих,  а одного казака
испугались и  коварством его  провести хотите.  Хоть я  вас и  благодарить
должен, однако скажу: не годится достойной шляхте так жить!
     - Ты,  ваша милость,  в это не мешайся, - крикнула княгиня. - Не твое
это дело.  Как нам быть-то прикажешь?  Сколько у  тебя,  сударь,  жолнеров
против полутораста его казаков?  Защитишь ли нас?  Защитишь ли хоть Елену,
которую он силой умыкнуть готов? Не твоей милости это дело. Поезжай себе в
Лубны,  а  что мы  станем делать -  это знать нам,  лишь бы  мы тебе Елену
доставили.
     - Поступайте,  как хотите.  Одно только скажу:  если тут княжне какая
кривда будет - горе вам!
     - Не говори же с нами так, не выводи ты нас из себя.
     - А не вы ли над нею насилие учинить хотели, да и теперь, продавая ее
за Разлоги,  вам и в голову не пришло спросить - будет ли ей по сердцу моя
персона?
     - Вот и  спросим при тебе,  -  сказала княгиня,  сдерживая закипавший
снова гнев, ибо отлично улавливала презрение в словах наместника.
     Симеон пошел за Еленой и спустя некоторое время с нею вернулся.
     Среди  громов  и  угроз,   которые,  точно  отзвуки  стихающей  бури,
казалось,  сотрясали еще воздух,  среди насупленных этих бровей,  яростных
взглядов и  суровых лиц  прелестный облик  девушки воссиял,  словно солнце
после бури.
     - Сударыня-панна!   -   хмуро   сказала  ей   княгиня,   указывая  на
Скшетуского. - Ежели будет к тому твоя охота, то вот он, твой будущий муж.
     Елена  побелела как  мел,  с  криком закрыла глаза  руками,  а  потом
внезапно протянула ладони к Скшетускому.
     - Правда ли? - шепнула она в упоении.
     Час  спустя  эскорт  посла  и  отряд  наместника неспешно шли  лесною
дорогой по направлению к  Лубнам.  Скшетуский с паном Лонгином Подбипяткой
ехали  в  челе,  за  ними  долгою  вереницею тянулись  посольск