онцов и
ждал вестей.
     Пришли наконец и  вести;  но  были они  подобны грому,  тем более что
тучи, по особому стечению обстоятельств, сошлись в один вечер.
     В  Белой заседал в  замке совет,  когда вошел дежурный офицер и подал
гетману письмо.
     Не успел воевода пробежать его, как изменился в лице.
     - Родич мой, - сказал он присутствующим, - разбит в Янове Богуславом.
Еле ушел!
     На минуту воцарилось молчание
     - Письмо написано из  Бранска,  -  прервал молчание гетман,  -  когда
войско бежало в смятении,  и нет в нем поэтому ни слова о силах Богуслава.
Думаю, они были значительны, коль скоро две хоругви и полк пехоты разбиты,
как  сказано в  письме,  наголову!  Впрочем,  князь Богуслав мог напасть и
врасплох. Из письма это не ясно..
     - Пан гетман,  -  обратился к  Сапеге князь Михал,  -  я уверен,  что
Богуслав хочет захватить все Подлясье,  чтобы при переговорах получить его
в  удельное или  ленное владение.  Нет сомнения,  что он  пришел со  всеми
силами, какие только мог собрать.
     - Твоя догадка, вельможный князь, нуждается в подкреплении.
     - Мне нечем ее подкрепить,  кроме как тем,  что я знаю Богуслава.  Не
думает он ни о шведах,  ни о бранденбуржцах,  а только о себе.  Воитель он
искусный и  верит в свою счастливую звезду.  Он хочет захватить провинцию,
отомстить за  Януша,  покрыть себя  славой,  а  для  этого силы ему  нужны
большие,  и  он  ими располагает.  Потому-то и  надо нанести ему внезапный
удар, иначе он сам на нас ударит.
     - На всякое дело нужно благословение господне,  - возразил Оскерко, -
а господь благословляет нас!
     - Ясновельможный пан  гетман,  -  обратился  к  Сапеге  Кмициц.  -  В
разведку надо идти.  Я тут как на своре с моими татарами, спусти же нас, и
мы привезем тебе вести
     Оскерко, который был посвящен в тайну и знал, кто такой Бабинич, стал
горячо его поддерживать:
     - Клянусь богом,  это замечательная мысль! Вот где нужно такое войско
и такой рыцарь. Если только кони отдохнули.
     Тут он прервал речь, так как в комнату снова вошел дежурный офицер.
     - Ясновельможный пан гетман,  -  обратился офицер к  Сапеге,  -  двое
солдат из хоругви Гороткевича просят допустить их к тебе.
     - Слава богу!  - хлопнул себя по коленям Сапега. - Вот и вести! Пусти
их!
     Через минуту вошло двое панцирников, оборванных и покрытых грязью.
     - От Гороткевича? - спросил Сапега.
     - Так точно.
     - Где он сейчас?
     - Убит, а коль жив, так неведомо где!
     Воевода вскочил,  но тут же снова сел и стал уже спокойно допрашивать
солдат:
     - Где хоругвь?
     - Разбита князем Богуславом.
     - Много народу полегло?
     - Всех он  посек,  с  десяток только осталось,  кого,  как  вот  нас,
схватили да связали. Толкуют, будто и полковник ушел, но что ранен он, это
я сам видел. Мы из неволи бежали.
     - Где князь на вас напал?
     - Под Тыкоцином.
     - Почему вы не укрылись в стенах, коль мало вас было?
     - Тыкоцин взят.
     Гетман закрыл рукою глаза, потер лоб.
     - Много людей у Богуслава?
     - Конницы  тысячи  четыре,   да  пехота,   да  пушки.  Пехота  крепко
вооружена.  Конница ушла вперед и  нас увела с  собой,  да мы благополучно
вырвались.
     - Откуда вы бежали?
     - Из Дрогичина.
     Сапега широко раскрыл глаза.
     - Ты  что,  пьян!  Как Богуслав мог дойти уже до Дрогичина?  Когда он
разбил вас?
     - Две недели назад.
     - И уже в Дрогичине?
     - Разъезды его  там.  Сам  он  отстал,  они какой-то  конвой поймали,
который вел пан Котчиц.
     - Котчиц сопровождал панну Борзобогатую! - воскликнул Кмициц.
     Наступило еще  более продолжительное молчание.  Никто не  брал  слова
Офицеры были  ошеломлены неожиданным успехом Богуслава.  В  душе  все  они
думали,  что во  всем повинен гетман со  своим медленьем;  однако никто не
смел сказать это вслух.
     Но  сам  Сапега чувствовал,  что действовал он  правильно и  поступал
разумно. Он первый опомнился и движением руки отослал солдат.
     - Обычное это дело на войне,  -  сказал он офицерам,  -  и  никого не
должно смущать.  Не думайте,  что мы уже потерпели поражение. Правда, жаль
хоругвей.  Но  стократ горший урон  могла бы  потерпеть отчизна,  когда бы
Богуслав увлек нас за собой в  дальнее воеводство.  Он идет нам навстречу.
Как гостеприимные хозяева, выйдем и мы ему навстречу. - Затем он обратился
к  полковникам:  -  Все  должны быть  готовы выступить по  моему приказу в
поход.
     - Мы готовы,  -  ответил Оскерко, - только коней взнуздать да трубить
сбор.
     - Еще сегодня затрубим.  Двинемся завтра на заре, не мешкая! Вперед с
татарами поскачет пан Бабинич и спешно привезет нам языка.
     Едва  заслышав этот приказ,  Кмициц бросился вон  и  через минуту уже
мчался во весь опор в Рокитное.
     Сапега тоже не стал медлить.
     Ночь еще стояла,  когда протяжно заиграли трубы,  и конница с пехотой
стали выходить в поле, за ними длинной вереницей потянулся скрипучий обоз.
Первые заревые лучи отразились в дулах мушкетов и жалах копий.
     И  шли  в  лад  полк з