голову
так, точно хотел показать что-то на потолке, процедил сквозь зубы:
     - Слушай,  ты,  козий сын!  Ты  бы  хотел,  чтоб  над  тобой не  было
начальника,  ты  бы  хотел жечь,  грабить и  резать!  Ты желаешь,  чтобы я
проводником был у тебя! Вот тебе проводник! Вот тебе проводник!
     И стал бить его головой об стенку.
     Когда он  наконец отпустил его,  татарин совсем уж  очумел и  за  нож
больше не хватался.  Дав волю буйному своему нраву, Кмициц невольно открыл
наилучший способ убеждения восточного человека,  привыкшего к  рабству.  В
разбитой голове  татарина,  при  всей  злобе,  которая душила его,  тотчас
сверкнула мысль,  что,  наверно, этот рыцарь могучий властелин, коль так с
ним обошелся, и он трижды повторил окровавленными губами:
     - Багадыр!* Багадыр! Багадыр!
     _______________
     * Богатырь (татар.).

     Кмициц тем  временем надел на  голову колпак Субагази-бея и  выхватил
из-за  пояса зеленый пернач,  который нарочно заткнул за  пояс  сзади,  за
спиной.
     - Взгляни сюда, раб! - сказал он. - И сюда!
     - Аллах! - в ужасе воскликнул Улан.
     - И сюда! - прибавил Кмициц, вынимая из кармана шнур.
     Но Акба-Улан уже лежал у его ног и бил челом.
     Спустя час  татары длинной вереницей тянулись по  дороге,  ведущей из
Львова к  Великим Очам,  а  Кмициц на чудном игренем коне,  подаренном ему
королем,  обегал весь отряд,  как овчарка обегает отару овец. Со страхом и
удивлением смотрел Акба-Улан на молодого рыцаря.
     В  воителях татары  хорошо  разбирались,  с  первого  же  взгляда они
поняли, что под водительством этого молодца немало прольют крови и немалую
захватят добычу, и шли охотно, с песнями и музыкой.
     А у Кмицица ретивое взыграло,  когда окинул он взором этих людей, что
казались  лесными  зверями  в   своих  вывороченных  наизнанку  тулупах  и
верблюжьих кафтанах. В лад с конским бегом покачивалась волна диких голов,
а он считал эти головы и размышлял о том,  что же можно будет, предпринять
с такой силой.
     «Отряд особенный,  -  думал он,  - словно бы волчью стаю ведешь; но с
этими волками всю  Речь  Посполитую можно пройти и  всю  Пруссию потоптать
копытом. Погоди же, князь Богуслав!»
     Обуяли  тут  его  хвастливые  мысли,   ибо  великий  он  был  охотник
похвастать.
     «Не обидел меня бог умишком,  -  говорил он себе. - Вчера было у меня
всего двое Кемличей,  а  нынче сотни скачут за  мной.  Ты  мне  только дай
пуститься в пляс, - тысяча, а то и две будут у меня таких разбойников, что
их  и  старые товарищи не  постыдились бы.  Погоди же,  князь Богуслав!  -
Однако через  минуту он  прибавил для  успокоения совести:  -  К  тому  же
отчизне и королю сослужу я немалую службу!»
     И он совсем развеселился. Очень его потешало, что при виде его войска
шляхта, евреи, мужики, даже порядочные кучки ополченцев в первую минуту не
могли скрыть своего ужаса. А тут еще на улице таяло, и сырой туман стоял в
воздухе.  То  и  дело  какой-нибудь  путник,  подъехав поближе к  отряду и
заметив внезапно, кто надвигается на него из мглы, вскрикивал:
     - Слово стало плотью!
     - Господи Иисусе Христе! Мать пресвятая богородица!
     - Татары! Орда!
     Однако татары спокойно проезжали мимо бричек, груженых телег, табунов
и  путников.  Не  так бы  все это было,  когда бы  позволил начальник;  но
самовольничать они  не  смели,  потому что  в  минуту отъезда собственными
глазами видели, как сам Акба-Улан держал начальнику стремя.
     Между тем и Львов уж растаял в туманной дали.  Татары перестали петь,
и  отряд  медленно подвигался вперед  в  облаках  пара,  поднимавшегося от
лошадей. Вдруг позади послышался конский топот.
     Через минуту показались два всадника.  Один из  них был Володыёвский,
другой -  арендатор из  Вонсоши.  Оба  они,  минуя отряд,  скакали прямо к
Кмицицу.
     - Стой! Стой! - кричал маленький рыцарь.
     Кмициц придержал коня.
     - Это ты, пан Михал?
     Володыёвский тоже осадил коня.
     - Здорово!  -  сказал он.  -  Письма от  короля!  Одно  тебе,  другое
витебскому воеводе.
     - Да я ведь не к пану Сапеге, я к пану Чарнецкому еду.
     - А ты сперва прочитай письмо!
     Кмициц взломал печать и стал читать:
     «От гонца,  что прибыл сейчас от пана витебского воеводы,  узнали мы,
что пан воевода не может идти в  Малую Польшу и вновь принужден воротиться
в  Подлясье по  той причине,  что князь Богуслав не  остается при шведском
короле, а с великою силой замыслил ударить на Тыкоцин и пана Сапегу. Magna
pars*  своих  сил  пан  Сапега принужден держать в  гарнизонах,  а  посему
повелеваем тебе  идти со  своим татарским отрядом на  помощь пану воеводе.
Понеже отвечает сие  и  твоему желанию,  нет  нужды  нам  приказывать тебе
торопиться.  Другое письмо вручишь пану воеводе;  в  нем поручаю я верного
нашего   слугу   пана   Бабинича  мило