мешать верному
слуге,  стал в молчании быстрым шагом ходить по покою.  А Сорока,  наливая
себе чару горелки,  всякий раз искоса поглядывал,  не  супит ли  полковник
бровь, и только тогда, отворотясь к стене, опрокидывал чару.
     Ходил, ходил Кмициц, пока сам с собой не начал разговаривать.
     - Только так!  -  бормотал он. - Надо его послать туда! Велю передать
ей...  Нет,  ничего из этого не выйдет!  Не поверит она!  Письмо читать не
станет,  я ведь для нее изменник и пес.  Пусть лучше не показывается он ей
на  глаза,  пусть только высмотрит,  что там творится,  и  даст мне знать.
Сорока! - окликнул он внезапно солдата.
     Тот  так  стремительно вскочил,  что чуть было не  опрокинул стол,  и
вытянулся в струнку.
     - Слушаюсь, пан полковник!
     - Ты  человек верный и  в  беде  не  растеряешься.  В  дальнюю дорогу
поедешь, но уж голода не будешь терпеть.
     - Слушаюсь, пан полковник!
     - В Тауроги поедешь, на прусскую границу. Панна Биллевич живет там...
у князя Богуслава.  Узнаешь,  там ли князь... и за всем будешь следить. На
глаза панне не  лезь,  разве все само собой устроится.  Тогда скажешь ей и
клятву в том дашь, что это я проводил короля через горы и что состою я при
его особе.  Не поверит она тебе,  надо думать,  потому очернил меня князь,
сказал,  будто покушался я  на  жизнь короля,  а  это все ложь,  достойная
собаки!
     - Слушаюсь, пан полковник!
     - На  глаза,  говорю тебе,  ей не лезь,  потому все едино она тебе не
поверит.  Но коль случай выйдет,  скажи все,  что знаешь.  А сам смотри да
слушай.  Да  берегись князя,  если там он,  а  то признает тебя он сам или
кто-нибудь из его двора, на кол тебя посадят!
     - Слушаюсь, пан полковник!
     - Я  бы  старого Кемлича послал,  да он на том свете,  зарубили его в
ущелье, а сыны больно глупы. Со мной они пойдут. Ты бывал в Таурогах?
     - Нет, пан полковник.
     - Поедешь  в  Щучин,  а  оттуда  вдоль  прусской  границы  до  самого
Тильзита. Тауроги прямо против Тильзита лежат, в четырех милях от него, на
нашей стороне.  Оставайся в  Таурогах,  покуда все не выведаешь,  а  потом
воротись назад. Найдешь меня там, где я буду в ту пору. Татар спрашивай да
пана Бабинича. А теперь ступай к Кемличам спать! Завтра в путь!
     После этих слов Сорока ушел,  а пан Анджей еще долго не ложился, пока
наконец не  сморила его усталость.  Бросился он  тогда на постель и  уснул
крепким сном
     На следующий день он встал освеженный и бодрый.  Весь двор был уже на
ногах,  все занялись обычными повседневными делами.  Пан Анджей отправился
сперва  в   канцелярию  за  назначением  и  грамотой,   а  потом  навестил
Субагази-бея,  начальника ханского посольства во  Львове,  и  имел  с  ним
долгий разговор.
     Во  время  этого  разговора дважды запускал пан  Анджей руку  в  свою
калиту.  Зато,  когда он уходил,  Субагази-бей обменялся с ним колпаками и
вручил ему пернач из зеленых перьев и  несколько локтей такого же зеленого
шелкового шнура.
     Забрав подарки,  молодой рыцарь пошел  к  королю,  который только что
приехал от  обедни,  и  еще  раз  упал к  его  ногам,  после чего вместе с
Кемличами и челядью направился прямо за город,  где стоял со своим отрядом
Акба-Улан.
     При виде его старый татарин прижал руку ко  лбу,  губам и  груди,  но
когда узнал,  кто  он  такой и  с  чем  явился к  нему,  сразу нахмурился,
насупился и принял надменный вид.
     - Коль  скоро король прислал тебя  проводником ко  мне,  -  сказал он
Кмицицу на ломаном русинском языке, - будешь мне дорогу показывать, хоть я
и без тебя попаду, куда надобно, а ты человек молодой и неопытный.
     «Это он загодя хочет место мне указать,  -  подумал Кмициц,  -  ну да
ладно, покуда дело терпит, буду разводить учтивости».
     - Акба-Улан,  - сказал он вслух, - не проводником прислал меня к тебе
король,  а начальником.  И вот что я тебе скажу: тебе же лучше будет, коль
не станешь ты противиться королевской воле.
     - Не король у татар владыка, а хан! - возразил татарин.
     - Акба-Улан,  -  повторил с ударением пан Анджей,  - хан подарил тебя
королю,  как подарил бы ему собаку иль сокола,  так что ты не противься, а
то, не ровен час, посадят тебя, как собаку, на цепь.
     - Аллах! - в изумлении воскликнул татарин.
     - Ну, не гневи же меня! - сказал Кмициц.
     Но  глаза татарина налились кровью.  Некоторое время он  слова не мог
выговорить; жилы на затылке у него вздулись, рукой он схватился за кинжал.
     - Заколю! Заколю! - крикнул он сдавленным голосам.
     Но и  пан Анджей,  человек по натуре очень горячий,  хоть и  дал себе
слово ладить с татарином, тоже потерял терпенье. Он вскочил как ужаленный,
всей пятерней ухватил татарина за  жидкую бороденку и,  задрав ему