|
а возьми вот
этот перстень, скажи моей приверженке, что король тебе его дал и повелел
ей всей душой любить верного своего слугу и защитника.
- Коль суждено мне погибнуть, - со слезами на глазах говорил молодой
рыцарь, - дай бог за тебя голову сложить, государь!
Было уже поздно, и король удалился в покои, а Кмициц пошел к себе на
квартиру готовиться в дорогу да подумать о том, с чего же начать, куда
первым делом направить свой путь.
Вспомнил пан Анджей слова Харлампа, который уверял, что, если в
Таурогах нет Богуслава, Оленьке лучше всего там оставаться: Тауроги лежат
на самой границе, и в случае нужды оттуда легко бежать в Тильзит и
укрыться под крыло курфюрста. Бросили шведы в беде князя виленского
воеводу, авось вдову его не оставят, и если Оленька останется под ее
покровительством, ничего худого с девушкой не может случиться. А в
Курляндию они уедут - так и того лучше.
- Да и я со своими татарами не могу в Курляндию ехать, - рассудил пан
Анджей, - ведь это уж другое государство.
Ходил он взад и вперед и обдумывал свой замысел. Время текло час за
часом, а он и не вспомнил об отдыхе, и так воодушевила его мысль о новом
походе, что хоть утром он был еще слаб, чувствовал, однако, теперь, что
силы к нему возвращаются и готов он хоть сейчас садиться в седло.
Слуги кончили вязать торока и собрались идти спать, когда кто-то
вдруг стал скрестись в дверь.
- Кто там? - крикнул Кмициц. Затем приказал слуге: - Ступай погляди!
Тот вышел, поговорил с кем-то за дверью и тут же вернулся.
- Какой-то солдат немедленно хочет видеть тебя, Пан полковник.
Говорит, Сорокой звать его.
- Впусти его, да мигом! - крикнул Кмициц.
И, не ожидая, пока слуга выполнит приказ, сам бросился к двери.
- Здорово, милый мой Сорока, здорово!
Войдя в покой, Сорока первым делом хотел в ноги упасть своему
полковнику, потому что был он ему скорее другом, верным и сердцем
преданным слугою; но победила солдатская дисциплина, вытянулся Сорока в
струнку и сказал:
- К твоим услугам, пан полковник!
- Здравствуй, милый товарищ, здравствуй! - с живостью говорил Кмициц.
- А я уж думал, зарубили тебя в Ченстохове!
И он обнял Сороку, а потом и руки стал ему трясти, не роняя этим
особенно своего достоинства, так как Сорока родом был из мелкой,
застянковой шляхты.
Тут уж и старый вахмистр обнял колени своего господина.
- Откуда идешь-то? - спросил Кмициц.
- Из Ченстоховы, пан полковник.
- Меня искал?
- Так точно.
- От кого же вы там узнали, что я жив?
- От людей Куклиновского. Ксендз Кордецкий на радостях
благодарственный молебен отслужил. Потом, когда разнеслась весть, что пан
Бабинич провел короля через горы; я уж знал, что не кто иной это, как ты,
пан полковник.
- А ксендз Кордецкий здоров?
- Здоров, пан полковник, только не вознесут ли его ангелы живым на
небо, святой он человек.
- Это верно. Откуда же ты узнал, что я приехал с королем во Львов?
- Подумал я, пан полковник, что коль скоро ты короля провожал, то,
верно, при нем должен быть, одного только опасался, не ушел ли ты уже в
поход, не опоздаю ли я.
- Завтра ухожу с татарами!
- Вот и хорошо, что поспел я вовремя, а то ведь я, пан полковник,
денег тебе привез два полных пояса: тот, что на мне был, да твой, и
самоцветы прихватил, что мы у бояр с колпаков сняли Да что взял ты с
казною Хованского.
- Доброе было время, когда мы эту казну захватили; но, верно, там уж
немного осталось, я ведь и ксендзу Кордецкому добрую пригоршню оставил.
- Не знаю я, сколько там; но ксендз Кордецкий говорил, что две
большие деревни можно за них купить.
С этими словами Сорока подошел к столу и стал снимать с себя пояса с
деньгами.
- А камушки тут, в жестянке, - прибавил он, положив рядом с поясами
солдатскую манерку.
Не говоря ни слова, Кмициц вытряхнул из пояса в пригоршню кучу
дукатов и, не считая, протянул вахмистру:
- На вот тебе!
- Кланяюсь в ноги, пан полковник! Эх, будь у меня в дороге хоть один
такой дукатик!
- А что? - спросил рыцарь.
- Совсем ослаб я от голода. Поди сыщи теперь человека, который дал бы
тебе кусок хлеба, все боятся, так что к концу я уж еле тащился.
- Боже мой, да ведь все эти деньги были при тебе!
- Не посмел я взять без позволения, - коротко ответил вахмистр.
- Держи! - сказал Кмициц, подавая ему еще одну пригоршню. Затем
кликнул слуг: - Эй, вы там! Дать ему поесть, да мигом, не то головы
оторву!
Слуги со всех ног бросились исполнять приказание, и вскоре перед
Сорокой стояла большущая миска копченой колбасы и фляга с водкой.
Солдат так и впился в еду жадными глазами, губы и усы у него
затряслись, однако сесть при полковнике он не осмелился.
- Садись, ешь! - приказал Кмициц.
Не успел он кончить, как сухая колбаса захрустела на крепких зубах
Сороки. Слуги и глаза вытаращили.
- Пошли прочь! - крикнул Кмициц.
Парни опрометью бросились вон, а Кмициц, чтобы не
|
|