окровителя;  но такова была воля хана и короля, поэтому он только еще раз
ударил челом королю,  стараясь скрыть свое недовольство,  а может,  обещая
себе в душе, что не он будет кланяться покровителю, а покровитель ему.
     Не  успел удалиться татарин,  не успели выйти из покоя сенаторы,  как
Кмициц, который во время аудиенции стоял сбоку, упал к ногам короля.
     - Государь! - сказал он. - Недостоин я милости, о которой прошу тебя,
но  жизни  она  мне  дороже.  Позволь мне,  милостивый отец  мой,  принять
начальство над этими ордынцами и с ними тотчас двинуться в поход.
     - Не могу я отказать тебе в этом,  - промолвил удивленный Ян Казимир.
- Лучше начальника,  чем ты,  мне для них не  сыскать.  Рыцарь тут надобен
храбрый и  смелый духом,  чтоб умел держать их в  узде,  а то они тотчас и
наших примутся палить да убивать.  Я только решительно не согласен,  чтобы
ты завтра ехал, - не зажили у тебя еще раны от шведских рапир.
     - Чую я, что только меня в поле обдует ветерком, и сразу вся слабость
пройдет,  и  сила снова воротится,  что же до татар,  то уж как-нибудь я с
ними справлюсь, мягче воска они у меня станут.
     - Но чего это ты так торопишься? Куда хочешь идти?
     - На  шведа,  государь!  Нечего  мне  тут  больше сидеть,  все,  чего
добивался,  я  уж получил:  и милость твою снискал,  и старые грехи ты мне
простил.  Пойду я  к пану Чарнецкому;  вместе с Володыёвским,  а нет,  так
один,  буду набеги учинять на врага,  как,  бывало, на Хованского, и верю,
ждет меня удача.
     - Не сомневаюсь! Но не по одной этой причине рвешься ты в поход.
     - Как отцу родному,  признаюсь тебе,  государь,  всю душу открою.  Не
удовольствовался князь  Богуслав поклепом,  что  взвел на  меня,  увез  он
вдобавок из Кейдан мою девушку и  держит ее в Таурогах в темнице,  а может
статься,  и того хуже:  покушается на невинность ее,  на девическую честь.
Государь!  Ум у меня мутится,  как подумаю я,  в чьих руках она, бедняжка!
Клянусь богом,  меньше мучают меня эти  раны!  Да  и  девушка по  сию пору
думает,  что  я  этому презренному псу  сулился руку  поднять на  тебя,  и
последним выродком меня почитает!  Нет моей мочи терпеть, государь, должен
я  схватить его,  должен вырвать ее из его рук.  Дай мне этих татар,  а  я
поклянусь тебе,  что  не  только об  одних своих делах буду думать,  но  и
столько  шведов  уложу,  что  весь  этот  двор  можно  будет  вымостить их
головами.
     - Успокойся! - сказал король.
     - Когда б хотел я, государь, ради своих дел службу оставить, о защите
королевского величия и  Речи Посполитой забыл,  стыдно было бы мне просить
тебя;  но  тут ведь все вместе сошлось.  Приспела пора шведов бить?  Так я
ничего другого и делать не буду! Приспела пора изменника преследовать? Так
я его до самой Лифляндии,  до Курляндии буду преследовать, а коль укроется
он у московитов или даже за морем, в Швеции, и туда пойду за ним!
     - Пришли  вести,   будто  Богуслав  вот-вот  двинется  с   Карлом  из
Эльблонга.
     - Так я пойду навстречу им!
     - Это с таким-то отрядом? Да они шапками тебя закидают.
     - У Хованского восемьдесят тысяч было, да не закидал.
     - Все верное войско с  паном Чарнецким.  Они на  пана Чарнецкого ante
omnia* ударят!
     _______________
     * Прежде всего (лат.).

     - Вот я  к пану Чарнецкому и пойду.  Раз такое дело,  ему спешно надо
помощь послать.
     - К пану Чарнецкому ты пойдешь, а вот в Тауроги с такой горстью людей
не пробьешься. Все замки в Жмуди князь воевода отдал врагу, всюду шведские
гарнизоны стоят, а Тауроги, сдается, на самой прусской границе, неподалеку
от Тильзита.
     - На самой границе,  государь,  но на нашей стороне,  а от Тильзита в
четырех милях. Отчего же не дойти? Дойду и людей не потеряю, мало того, по
дороге набежит ко  мне  тьма  храбрецов.  Ты  и  то,  государь,  прими  во
внимание,  что  повсюду,  где  только я  покажусь,  все  люди окрест будут
садиться на конь,  вставать на шведов.  Я первый подниму Жмудь, коль никто
другой этого не сделает.  Как не доехать, когда весь край что котел кипит.
Я уже привык в самое пекло лезть.
     - Ты и про то не подумал, что татары, может статься, откажутся идти с
тобой в такую даль?
     - Ну-ка!  Попробуй у меня откажись! - говорил Кмициц, сжимая зубы при
одной мысли об  этом.  -  Четыре сотни,  что ли,  их  там,  так все четыре
прикажу вздернуть! Деревьев хватит! Попробуй только у меня взбунтуйся!
     - Ендрек!  -  воскликнул король и, развеселясь, стал надувать губы. -
Клянусь богом,  не  сыскать мне лучше пастыря для этих овечек!  Бери их  и
веди, куда тебе вздумается!
     - Спасибо, государь, добрый отец мой! - сказал рыцарь, обнимая колени
короля.
     - Когда ты хочешь ехать? - спросил Ян Казимир.
     - Господи, да завтра же!
     - Может  статься,   Акба-Улан  не  захочет,   скажет,   кони  в  пути
притомились?
     - Так  я  велю привязать его к  моему седлу на  аркане,  и  пешком он
пойдет, коль коня ему жалко.
     - Вижу я,  ты с ними справишься. Но покуда можно, ты с ними ладь. Ну,
Ендрек, поздно уж, но завтра я хочу еще тебя повидать. А поку