коропостижно  скончался.  -  Спохватился  тут
Кшиштопорский,  что  великого сенатора при  короле  и  вельможах «собачьим
сыном» назвал, и прибавил в смущении: - Не высокое звание, изменника хотел
я заклеймить.
     _______________
     * Ум (лат.).

     Но никто не обратил внимания на его слова, все смотрели на короля.
     - Давно уж  назначили мы  познанским воеводою пана Яна Лещинского,  -
сказал король,  -  еще  когда жив  был пан Опалинский.  Пусть же  достойно
правит воеводством. Вижу, суд божий начался над теми, кто привел отчизну к
упадку,  ибо  в  эту минуту и  виленский воевода,  быть может,  дает ответ
высшему  судие  о  своих  деяньях...  -  Тут  он  обратился к  епископам и
сенаторам:  -  Время нам,  однако,  подумать о  всеобщей войне,  и желаю я
знать, любезные сенаторы, ваше об том сужденье.


                              ГЛАВА XXVIII

     Словно в пророческом наитии вещал король в ту минуту,  когда говорил,
что  виленский воевода предстал уже,  быть может,  перед судом всевышнего,
ибо судьба Тыкоцина в ту минуту была уже решена.
     Двадцать пятого  декабря витебский воевода Сапега был  уже  настолько
уверен в  том,  что Тыкоцин падет,  что уехал в  Тышовцы,  поручив Оскерко
дальнейшую осаду  замка.  С  последним штурмом он  велел подождать скорого
своего возвращения. Собрав высших офицеров, вот что сказал им воевода:
     - Дошли до  меня слухи,  что умышляет кое-кто из  вас по взятии замка
князя виленского воеводу зарубить саблями.  Так вот объявляю вам, что коль
замок падет в мое отсутствие, я строго-настрого запрещаю посягать на жизнь
князя.  Я,  сказать правду, от таких особ получаю письма, что вам и во сне
не  снилось,  и  требуют от меня сии особы,  чтобы,  захвативши князя,  не
пощадил я  его жизни.  Но не хочу я слушать таких приказов,  и вовсе не из
жалости к изменнику,  ибо он того не стоит, а потому, что я в нем не волен
и  за благо почту представить его сейму на суд в назидание потомкам,  дабы
ведали они,  что ни  знатность рода,  ни  звания не  могут оправдать такую
измену и спасти злодея от публичной казни.
     Вот  что сказал воевода,  только речь его была куда пространней,  ибо
сколь доблестен он был, столь же великую и слабость имел, витиею себя мнил
и витийствовать любил по всякому поводу,  сам себя,  бывало, заслушивался,
даже глаза закрывал в особо красивых местах.
     - В воду мне,  что ли,  сунуть правую руку,  -  промолвил Заглоба,  -
страх как  она у  меня раззуделась...  Одно только скажу,  что когда бы  я
попался в лапы Радзивиллу, он бы, пожалуй, не стал ждать до захода солнца,
чтобы голову мне срубить с плеч.  Уж он-то хорошо знает,  кто больше всего
повинен в  том,  что  войско его оставило,  хорошо знает,  кто его даже со
шведами поссорил. Зато я вот не знаю, почему я должен иметь к нему большее
снисхождение, нежели он имел бы ко мне?
     - А потому,  что не ты тут начальник,  милостивый пан, и слушать меня
должен, - сурово сказал воевода.
     - Что слушать я должен,  это верно,  но не мешало бы иногда и Заглобу
послушать.  Я и про то смело скажу,  что, послушай меня Радзивилл, когда я
воодушевлял его стать на защиту отчизны,  был бы он нынче не в Тыкоцине, а
на поле боя, во главе всех литовских войск.
     - Уж  не сдается ли тебе,  милостивый пан,  что булава в  плохие руки
попала?
     - Не  годится мне это говорить,  потому я  сам ее вложил в  эти руки.
Всемилостивейший король наш  Joannes Casimirus должен только утвердить мой
выбор, не более того.
     Улыбнулся тут воевода, любил он Заглобу и его шуточки.
     - Пан брат,  -  сказал он, - ты Радзивилла сокрушил, ты меня гетманом
сделал,  -  все это твоя заслуга.  Позволь же  мне теперь спокойно ехать в
Тышовцы, чтобы и Сапега мог хоть чем-нибудь послужить отчизне.
     Подбоченился Заглоба и задумался на минуту, словно взвешивая, следует
иль  не  следует позволить,  наконец глазом  подмигнул,  головою качнул  и
сказал с важностью:
     - Поезжай, пан гетман, спокойно.
     - Спасибо за позволение! - со смехом сказал воевода.
     Засмеялись и  все офицеры,  и  воевода в самом деле стал собираться в
путь,  -  карета уж стояла под окнами, - прощаться стал со всеми и каждому
давал  указания,   что  делать  в  его  отсутствие;  подойдя,  наконец,  к
Володыёвскому, сказал ему:
     - Коли замок сдастся, ты, пан, в ответе будешь за жизнь воеводы, тебе
я это поручаю.
     - Слушаюсь. Волос не спадет с его головы! - ответил маленький рыцарь.
     - Пан  Михал,  -  обратился  к  Володыёвскому Заглоба  после  отъезда
воеводы,  -  любопытно мне,  что это за  особы наседают на нашего Сапежку,
чтобы, захвативши Радзивилла, не пощадил он его жизни