а золотом
поле и  с  красной подковой из трех крестов.  В воротах была караульня,  и
шотландские драбанты стояли на страже, но не для охраны, а для парада.
     Время было  раннее,  однако во  дворе уже  царило движение,  и  перед
главным корпусом проходил муштру полк драгун в  голубых колетах и шведских
шлемах.  Длинный строй замер с рапирами наголо,  а офицер,  проезжая перед
фронтом,  что-то говорил солдатам.  Вокруг строя и  дальше,  у  стен дома,
толпы челяди в пестром платье глазели на драгун и обменивались замечаниями
и наблюдениями.
     — Клянусь богом,  — сказал пан Михал, — это пан Харламп муштрует свой
полк!
     — Как! — воскликнул Заглоба. — Неужели тот самый, с которым ты должен
был драться во время выборов короля в Липкове?
     — Он самый. Но мы с той поры живем в мире и согласии.
     — И впрямь он! — подтвердил Заглоба. — Я признал его по носу, который
торчит из-под шлема.  Хорошо, что забрала вышли из моды, а то он ни одного
не  смог  бы  застегнуть;  но  на  нос  этому рыцарю нужен все-таки особый
доспех.
     Тем временем Харламп заметил Володыёвского и рысью подскакал к нему.
     — Как поживаешь, Михалек? — вскричал он. — Хорошо, что приехал!
     — А еще лучше,  что первого встретил тебя. Вот пан Заглоба, с которым
ты  познакомился  в  Липкове,  да  нет,  раньше,  в  Сеннице,  а  это  вот
Скшетуские:   пан  Ян,   ротмистр  королевской  гусарской  хоругви,  герой
Збаража...
     — О,  да ведь это славнейший рыцарь в Польше!  —  вскричал Харламп. —
Здорово, здорово.
     — А вот пан Станислав,  ротмистр калишский, — продолжал Володыёвский.
— Он прямо из Уйстя.
     — Из  Уйстя?  Так ты,  пан,  был свидетелем страшного позора.  Мы уже
знаем, что там случилось.
     — А я сюда и приехал в надежде, что уж тут-то такого позора не будет.
     — Будь уверен. Радзивилл — это тебе не Опалинский.
     — Мы вчера в Упите то же самое говорили.
     — Рад приветствовать вас и от своего имени, и от имени князя воеводы.
Князь обрадуется, когда вас увидит, ему такие рыцари очень нужны. Пойдемте
же  ко  мне,  в  арсенал,  у  меня там  квартира.  Вам  переодеться надо и
подкрепиться, а я тоже к вам присоединюсь, ученье я уж закончил.
     С  этими словами Харламп снова подскакал к  строю и  коротко и  зычно
скомандовал:
     — Налево, кругом! Марш!
     Копыта зацокали по мостовой. Строй вздвоил ряды, раз, другой, пока не
построился наконец по четыре в  ряд и медленным шагом не стал удаляться по
направлению к арсеналу.
     — Добрые  солдаты,  —  молвил  Скшетуский,  глазами знатока глядя  на
точные движения драгун.
     — В  драгунах одна шляхта служит да  путные боярские дети,  —  сказал
Володыёвский.
     — Боже мой,  оно и  видно,  что это не  ополченцы!  —  воскликнул пан
Станислав.
     — Так Харламп у  них поручиком?  —  спросил Заглоба.  —  А мне что-то
помнится,  он  в  панцирной хоругви служил и  носил  на  плече  серебряную
петлицу.
     — Да,  —  ответил Володыёвский,  —  но  вот уже года два он командует
драгунским полком. Старый это солдат, стреляный.
     Харламп тем временем отослал драгун и подошел к нашим рыцарям.
     — Пожалуйте за мной. Вон там, позади дворца, арсенал.
     Через полчаса они сидели впятером за  гретым пивом,  щедро забеленным
сметаной, и вели разговор о новой войне.
     — А что у вас здесь слышно? — спрашивал Володыёвский.
     — У  нас что ни день,  то новость,  люди теряются в  догадках,  вот и
пускают все новые слухи,  — ответил Харламп. — А по-настоящему один только
князь  знает,  что  будет.  Замысел  он  какой-то  обдумывает:  и  веселым
притворяется,  и с людьми милостив, как никогда, однако же очень задумчив.
По  ночам,  толкуют,  не спит,  все ходит тяжелым шагом по покоям и  сам с
собой разговаривает, а весь день держит совет с Гарасимовичем.
     — Кто он такой, этот Гарасимович? — спросил Володыёвский.
     — Управитель из Заблудова, с Подляшья; невелика птица и с виду такой,
будто дьявола в пазухе держит;  но у князя он в чести и похоже,  знает все
его тайны.  Я так думаю,  жестокая и страшная война будет у нас со шведами
после всех этих советов,  и ждем мы все ее с нетерпением.  А пока гонцы  с
письмами   носятся:   от  герцога  курляндского(*),  от  Хованского  и  от
курфюрста.  Поговаривают,  будто князь ведет переговоры с  Москвой,  хочет
вовлечь ее в союз против шведов; другие толкуют, будто вовсе этого нет; но
сдается мне,  ни с кем не будет союза,  а только война — и с  шведом  и  с
Москвой. Войск прибывает все больше, и шляхте, которая всей душой преданна
дому  Радзивиллов,  письма  шлют,  чтобы  съезжалась  сюда.  Везде   полно
вооруженных людей...  Эх,  друзья,  кто виноват,  тот и в ответе будет; но
руки у нас по локоть будут в крови:  уж коли Радзивилл пойдет  в  бой,  он
шутить не станет.
     — Так, так! — потирая руки, проговорил Заглоба. — Немало крови пустил
я  шведам этими руками,  но и  еще пущу немало.  Немного солдат осталось в
живых из тех, кто видел меня под Пуцком и Тшцяной, но кто еще жив, никогда
меня не забудет.