хоть
Вишневецкие были не хуже Радзивиллов.
     — Не стоит говорить об этом, — промолвил Ян Скшетуский. — В его руках
теперь спасение отчизны, и да ниспошлет ему бог свое благословение, ибо он
готов отдать за нее жизнь.
     Такой разговор вели рыцари между собою,  едучи ночью, и то вспоминали
дела минувших дней,  то толковали о нынешней тяжкой године,  когда на Речь
Посполитую обрушились сразу три войны.
     Потом стали они читать молитвы на сон грядущий,  богородице и  святым
помолились,  а как кончили,  сон сморил их, и они задремали, покачиваясь в
седлах.
     Ночь была ясная,  теплая,  тысячи звезд мерцали в небе; едучи нога за
ногу, друзья сладко спали, и только когда забрезжил свет, первым проснулся
пан Михал.
     — Откройте глаза, друзья мои, Кейданы уж видно! — крикнул он.
     — А? Что? — пробормотал Заглоба. — Кейданы? Где?
     — Вон там! Башни видны.
     — Красивый город, — заметил Станислав Скшетуский.
     — Очень красивый,  — подтвердил Володыёвский. — Днем вы это еще лучше
увидите.
     — Это вотчина князя воеводы?
     — Да.  Раньше город принадлежал Кишкам;  отец князя Януша взял его  в
приданое за Анной,  внучкой витебского воеводы,  Кишки.  Во всей Жмуди нет
города лучше,  а все потому,  что сюда евреев не пускают, разве по особому
позволению Радзивиллов. Меды тут хороши.
     Заглоба протер глаза.
     — Э,  да  тут почтенные люди живут.  А  что это за высокое здание вон
там, на холме?
     — Это замок, его недавно возвели, уже в княжение Януша.
     — Он укреплен?
     — Нет, это роскошная резиденция. Его не стали укреплять, ведь сюда со
времен  крестоносцев никогда  не  заходил враг.  Острый  шпиль,  вон  там,
видите,  посередине города,  —  это соборный костел. Крестоносцы построили
этот костел еще  в  языческие времена,  потом его отдали кальвинистам;  но
ксендз Кобылинский снова отсудил его у князя Кшиштофа.
     — Ну и слава богу!
     Ведя такой разговор, рыцари подъехали к первым домикам предместья.
     Заря  тем  временем  все  разгоралась,   всходило  солнце.  Рыцари  с
любопытством разглядывали незнакомый город,  а Володыёвский продолжал свой
рассказ:
     — Это вот Еврейская улица,  здесь евреи живут, которые получили на то
позволение.  По этой улице мы доедем до самой рыночной площади.  Ого, люди
уже встают и выходят из домов. Взгляните-ка, сколько лошадей возле кузниц,
и  челядь  не  в  радзивилловском платье.  Верно,  в Кейданах какой-нибудь
съезд.  Тут всегда полно шляхты  и  знати,  иной  раз  и  из  чужих  краев
приезжают  гости,  —  это ведь столица еретиков всей Жмуди,  они здесь под
защитой Радзивиллов свободно отправляют свои службы и суеверные обряды. О,
вот и площадь!  Обратите внимание,  какие часы на ратуше!  Лучше, пожалуй,
нет и в Гданске.  А вон  та  молельня  с  четырьмя  башнями  —  это  кирка
реформатов,  они  каждое  воскресенье  кощунствуют там,  а вот лютеранская
кирка.  Вы,  может,  думаете,  что здешние горожане — поляки или  литвины?
Вовсе  нет!  Одни  немцы  да  шотландцы,  и  больше  всего тут шотландцев!
Пехотинцы из них первейшие,  особенно лихо рубятся они бердышами.  Есть  у
князя  шотландский  полк  из  одних  кейданских охотников.  Э,  сколько на
площади повозок с коробами!  Наверно,  какой-нибудь съезд.  Во всем городе
нет  ни одного постоялого двора,  заехать можно только к знакомым;  ну,  а
шляхта — та в замке останавливается;  там боковое крыло  дворца  длиною  в
несколько  десятков  локтей  предназначено только для приезжих.  Год целый
будут тебя учтиво принимать за счет князя; кое-кто живет там постоянно.
     — Удивительно мне,  что гром не  грянул и  не  спалил эту еретическую
молельню! — сказал Заглоба.
     — А вы знаете,  было такое дело. Там промежду четырех башен купол был
как шапка,  ну,  однажды как ударило в этот купол,  так от него ничего  не
осталось.  В подземелье здесь покоится отец князя конюшего Богуслава,  тот
самый  Януш,  который  поднял   рокош(*)   против   Сигизмунда   Третьего.
Собственный  гайдук раскроил ему череп,  так что он и жил грешил,  и погиб
занапрасно.
     — А  что  это  за  обширное строение,  похожее на  каменный сарай?  —
спросил Ян.
     — Это бумажная мануфактура, ее князь основал, а рядом книгопечатня, в
которой еретические книги печатают.
     — Тьфу! — плюнул Заглоба. — Чума бы взяла этот город! Что ни вздохни,
то еретического духу полно брюхо наберешь.  Люцифер может быть здесь таким
же господином, как и Радзивилл.
     — Милостивый пан!  —  воскликнул Володыёвский.  — Не хули Радзивилла,
ибо в скором времени отчизна, быть может, будет обязана ему спасением.
     Они  ехали  дальше в  молчании,  глядя  на  город  и  дивясь порядку,
царившему в нем: все улицы были вымощены булыжником, что в те времена было
большой редкостью.
     Миновав  рыночную  площадь  и  Замковую  улицу,  путники  увидели  на
возвышенности роскошную  резиденцию,  недавно  построенную князем  Янушем,
которая и  в  самом деле не  была укреплена,  но размерами превосходила не
только дворцы,  но  и  замки.  Здание стояло на  холме и  обращено было на
город,  который как бы лежал у  его подножия.  Расположась покоем с  двумя
крыльями  пониже,   оно  образовало  огромный  двор,  огражденный  спереди
железной   решеткой  с   высокими  частыми   зубцами.   Посредине  решетки
поднимались могучие,  сложенные из  камня  ворота с  гербами Радзивиллов и
гербом города Кейданы, представлявшим лапу орла с черным крылом