бубенцами.
Везде,  где  он  только  показывался,  его  тотчас окружала толпа,  а  он,
подливая масла в огонь,  помогал высмеивать вельмож и задавал загадки одна
другой ядовитей, так что шляхта со смеху покатывалась.
     В них Острожка никому не давал спуску.
     Однажды в полдень на рынок вышел сам воевода познанский и, вмешавшись
в толпу, стал благосклонно беседовать то с отдельными шляхтичами, то сразу
со  всей толпою,  осторожно сетуя на  короля за  то,  что он,  несмотря на
приближение неприятеля, не прислал ни одной регулярной хоругви.
     — Никто о нас не думает,  — говорил он, — оставили нас без подмоги. В
Варшаве толкуют, что на Украине и так слишком мало войска и что гетманы не
могут справиться с  Хмельницким.  Что поделаешь!  Видно,  кое-кому Украина
милей,  чем Великая Польша...  В немилости мы с вами,  в немилости! Отдали
нас на съедение!
     — А кто в этом повинен? — спрашивал Шлихтинг, всховский судья.
     — Кто повинен во всех бедах Речи Посполитой?  — воскликнул воевода. —
Да уж конечно, не мы, братья шляхтичи, мы ведь грудью ее защищаем.
     Шляхтичам, которые слушали его, очень польстило, что «граф бнинский и
опаленицкий» почитает себя за ровню им и называет «братьями».
     — Ясновельможный воевода,  — тотчас подхватил Кошуцкий, — побольше бы
его величеству таких советников,  как твоя милость,  уж,  верно бы, нас не
бросили тогда на  съедение врагу.  Но,  похоже,  там  правят те,  кто гнет
спину.
     — Спасибо,  брат,  на добром слове!  Во всем повинен тот, кто слушает
злого совета.  Наши вольности кое-кому как  бельмо на  глазу.  Чем  больше
погибнет шляхты, тем легче будет ввести absolutum dominium*.
     _______________
          * Абсолютную власть(*) (лат.).

     — Неужто же нам ради того погибать, чтобы дети наши стонали в неволе?
     Воевода ничего не ответил, а изумленная шляхта переглянулась.
     — Так вот оно дело какое?  —  раздались многочисленные голоса.  — Так
это нас сюда на  убой послали?  Теперь мы поняли!  Не сегодня начались эти
разговоры об  absolutum dominium!  Но  коли на то пошло,  так и  мы сумеем
позаботиться о наших головах!
     — И о наших детях!
     — И о нашем имении, которое враг будет опустошать igne et ferro*.
     _______________
          * Огнем и мечом (лат.).

     Воевода молчал.
     Весьма странным способом воодушевлял своих солдат этот военачальник.
     — Король всему виною! — кричало все больше голосов.
     — А вы помните историю Яна Ольбрахта(*)? — спросил воевода.
     — «При короле Ольбрахте погибла вся шляхта!» Измена, братья!
     — Король, король изменник! — крикнул чей-то смелый голос.
     Воевода молчал.
     Но тут Острожка,  стоявший рядом с ним, захлопал себя по ляжкам и так
пронзительно запел петухом, что все взоры обратились на него.
     — Братья шляхтичи, голубчики! Послушайте мою загадку!
     Шляхтичи,  переменчивые, как погода в марте, мгновенно забыли о своем
негодовании;  сгорая от любопытства,  они хотели теперь одного —  поскорее
услышать новую остроту шута.
     — Слушаем! Слушаем! — раздались голоса.
     Шут, как обезьяна, заморгал глазами и стал читать пискливым голосом:

                Получил он от брата жену и венец,
                Только тут же пришел нашей славе конец.
                Он подканцлера выгнал и нынче, ей-ей,
                Сам подканцлером стал при... супруге своей

     — Король,  король!  Клянусь богом,  Ян Казимир! — раздались голоса со
всех сторон.
     И толпа разразилась громовым хохотом.
     — А чтоб его, как здорово сочинил! — кричала шляхта.
     Воевода смеялся вместе со  всеми;  но  когда  толпа поутихла,  сказал
глубокомысленно:
     — И  за  такое дело  мы  должны теперь кровь проливать,  сложить свои
головы!.. Вот до чего дошло! На тебе, шут, дукат за добрую загадку!
     — Кшиштофек!  Кших,  дорогой мой!  —  ответил Острожка.  —  Почему ты
нападаешь на  других за  то,  что они держат скоморохов,  а  сам не только
держишь меня,  но еще и за загадки приплачиваешь?  Дай же мне еще дукат, я
загадаю тебе другую загадку.
     — Такую же хорошую?
     — Только подлинней. Дай сперва дукат.
     — Бери!
     Шут  снова  захлопал руками,  как  крыльями,  снова  запел  петухом и
крикнул:
     — Братья шляхтичи, послушайте, кто это такой:

              Катоном он прослыл, оружьем взял сатиру,
              Не саблю, а перо он предпочел и лиру;
              Но обошел король сатирика чинами,
              И освистал Катон Retpublicat* стихами.
              Любил бы саблю он, и были б меньше беды,
              Сатир его пустых не побоятся шведы.
              Да он бы сам небось охотно им продался,
              Как пан, чей важный чин он получить старался.
     _______________
          * Республику (лат.) — то есть Речь Посполитую.

     Все присутствующие тотчас отгадали и эту загадку.  Два-три сдавленных
смешка раздались в толпе, после чего воцарилось глубокое молчание.
     Воевода побагровел и  совсем смешался,  ибо все взоры были устремлены
на него, а шут все поглядывал на шляхтичей, а потом спросил:
     — Так как же,  дорогие мои,  никто из вас не может отгадать,  кто это
такой?
     Немое  молчание было  ответом,  тогда  Острожка с  пренахальным видом
обратился к воеводе:
     — Неужто и ты, Кших, не знаешь, о каком бездельнике был тут разговор?
Не знаешь? Тогда плати дукат!
     — Бери! — ответил воевода.
     — Бог тебя вознаградит!..  Скажи,  Кших,  а  ты  не старался получить
подканцлерство после бегства Радзеёвского?
     — Не время шутки шутить! — отрезал Кшиштоф Опалинский.
     И, сняв шапку, поклонился шляхте:
     — Будьте здоровы! Мне пора на военный совет.
     — Ты,  Кших,  х