тел  сказать:  на  семейный  совет,  —  поправил  его
Острожка.  —  Вы ведь там все родичи, и совет будете держать о том, как бы
дать отсюда тягу.  —  После этого он  повернулся к  шляхте и,  сняв шапку,
поклонился,  точь-в-точь как воевода: — А вам, — сказал он, — только этого
и надо!
     И  они ушли вдвоем,  но не успели сделать и двух десятков шагов,  как
поднялся оглушительный хохот; он звучал в ушах воеводы до тех пор, пока не
потонул в общем шуме стана.
     Военный  совет  и  впрямь  состоялся,  и  председательствовал на  нем
воевода познанский.  Это был небывалый совет! В нем принимали участие одни
только  вельможи,  не  знавшие  военного дела.  Они  были  великопольскими
магнатами и  не следовали,  да и  не могли следовать примеру литовских или
украинских «самовластителей», которые, как саламандры, жили в непрестанном
огне.
     Там что ни  воевода или каштелян,  то  был военачальник,  у  которого
никогда не пропадали на теле красные следы от кольчуги,  который молодость
проводил на востоке,  в  степях и лесах,  в станах и лагерях,  среди битв,
засад и  преследований.  Здесь же  были одни вельможи,  занимавшие высокие
посты,  и  хотя во  время войн они  тоже выступали в  походы с  шляхетским
ополчением,  однако  никогда не  бывали военачальниками.  Мир  ненарушимый
охладил боевой пыл  и  у  потомков тех рыцарей,  перед которыми некогда не
могли  устоять  железные когорты крестоносцев,  превратил их  в  державных
мужей, ученых, сочинителей. Только суровая шведская школа научила их тому,
что они успели забыть.
     А пока вельможи,  собравшиеся на совет, неуверенно переглядывались и,
боясь  заговорить  первыми,   ждали,   что  скажет  «Агамемнон»,   воевода
познанский.
     «Агамемнон» же ровно ничего не смыслил в  военном деле,  и  речь свою
снова начал с  жалоб на неблагодарность и бездействие короля,  который всю
Великую Польшу и  их самих с легким сердцем отдал на растерзание врагу.  И
как  же  был  красноречив  воевода,  какую  величественную принял  осанку,
достойную,  право же,  римского сенатора:  голову он держал высоко, черные
глаза его  метали молнии,  уста  —  громы,  а  седеющая борода тряслась от
воодушевления, когда он живописал грядущие бедствия отчизны.
     — Кто же страждет в отчизне,  — говорил он, — как не сыны ее, а здесь
нам  придется  пострадать первым.  Наши земли,  наши поместья,  дарованные
предкам за заслуги и кровь,  будет первыми  попирать  враг,  который,  как
вихрь,  приближается  к нам с моря.  За что же мы страдаем?  За что угонят
наши стада,  потопчут  наши  хлеба,  сожгут  деревни,  построенные  нашими
трудами?  Разве это мы нанесли обиды Радзеёвскому,  разве мы несправедливо
осудили его и преследовали как преступника, так что он вынужден был искать
покровительства у иноземцев? Нет! Разве мы настаиваем на том, чтобы пустой
титул шведского короля,  который стоил уже  моря  крови,  был  сохранен  в
подписи нашего Яна Казимира(*)?  Нет!  Две войны пылают на двух границах —
так им понадобилось вызвать еще третью?  Пусть бог,  пусть  отчизна  судят
того,  кто во всем этом повинен!..  Мы же умоем руки,  ибо не повинны мы в
крови, которая прольется...
     Так метал воевода громы и  молнии,  но  когда дошло до существа дела,
ничего путного он посоветовать не смог.
     Тогда послали за ротмистрами, которые командовали ратниками, в первую
голову  за  Владиславом Скорашевским,  который  был  не  только  славным и
несравненным рыцарем,  но и старым воителем,  знавшим ратное дело как свои
пять  пальцев.  Его  дельных советов слушались нередко даже военачальники,
тем более жаждали их сейчас вельможи.
     Пан Скорашевский посоветовал стать тремя станами — под Пилой, Веленем
и  Уйстем —  на  таком расстоянии,  чтобы в  случае нападения войска могли
прийти  друг  другу  на  помощь;   кроме  того,  все  поречье,  охваченное
полукружьем  станов,  укрепить  шанцами,  которые  господствовали  бы  над
переправами.
     — Мы увидим,  — говорил Скорашевский, — где враг наводит переправу, и
соберем тогда там все три стана,  чтобы дать ему достойный отпор.  Я же, с
вашего соизволения,  направлюсь с небольшим отрядом