ьким рыцарем
очень враждовали,  но  потом послужили вместе,  повоевали и  полюбили друг
друга. Володыёвский подскакал к Харлампу и, раскрыв объятия, крикнул:
     — Как поживаешь, Носач? Откуда ты взялся?
     Товарищ,  которому и  в  самом деле  очень пристало прозвище «Носач»,
потому что он  был обладателем весьма внушительного носа,  упал в  объятия
полковника, и они радостно приветствовали друг друга.
     — Я к тебе нарочным послан,  — сказал он,  отдышавшись,  — да  еще  с
деньгами.
     — Нарочным, да еще с деньгами? От кого же?
     — От князя воеводы виленского,  нашего гетмана. Он шлет тебе грамоту,
чтобы немедля набирать людей в войско,  и другую —  пану Кмицицу,  который
должен быть тоже где-то в здешних местах.
     — И пану Кмицицу? Как же мы вдвоем будем набирать в одной округе?
     — Он должен ехать в Троки, а ты должен остаться здесь.
     — А как ты узнал, где меня искать?
     — Сам пан гетман о тебе расспрашивал,  пока здешние люди, которые еще
служат у  нас в войске,  не сказали ему,  где тебя искать,  так что я ехал
наверняка.  В большой ты у князя чести!  Я сам слыхал, как он говорил, что
ничего не надеялся получить в  наследство от воеводы русского,  а  получил
самого великого рыцаря.
     — Дай бог ему, как воеводе русскому, и в войне удачи! Большая это для
меня честь набирать войско,  и  я  тотчас возьмусь за дело.  Военного люду
здесь много, было бы на что снарядить. Денег ты много привез?
     — Вот приедешь в Пацунели, сочтешь.
     — Так ты уже и  в Пацунелях успел побывать?  Берегись,  красавиц там,
как маку в огороде.
     — Потому тебе там и понравилось!..  Погоди, у меня и письмо тебе есть
от гетмана.
     — Давай!
     Харламп вынул  письмо с  малой радзивилловской печатью,  Володыёвский
вскрыл его и стал читать:


     «Милостивый пан полковник Володыёвский!
     Зная твое горячее желание послужить отчизне, посылаем тебе грамоту на
набор войска,  притом набирать надлежит не так, как всегда сие делается, а
с  особым усердием,  ибо periculum in  mora*.  Коли хочешь порадовать нас,
хоругвь твоя должна быть готова к  походу в конце июля и не далее середины
августа.  Весьма и весьма заботит нас,  где ты добудешь добрых коней,  тем
паче,  что и денег посылаем тебе малую толику,  ибо вымолить больше у пана
подскарбия, и поныне нам неприязненного, мы не могли. Половину денег отдай
пану Кмицицу,  коему пан Харламп также везет грамоту.  Надеемся, что и пан
Кмициц усердно нам послужит.  Однако же до нашего слуха дошли вести об его
своеволии в Упите; посему грамоту, ему предназначенную, лучше сам получи и
сам реши,  отдавать ему или нет.  Буде сочтешь,  что слишком много на  нем
gravamina**,  кои позорят его, тогда не отдавай! Мы опасаемся, как бы наши
недруги,  пан  подскарбий и  пан воевода витебский,  не  подняли шум,  что
таковые поручения мы  возлагаем на  людей недостойных.  Буде сочтешь,  что
ничего особо важного не случилось,  вручи грамоту, и пусть Кмициц усердною
службою постарается искупить свою вину и не является ни в какие суды,  ибо
он нам,  гетманам,  подсуден, и мы одни будем судить его, но по исполнении
приказа.  Наше поручение прими,  милостивый пан,  как знак доверия к тебе,
твоему разуму и преданности.

                                               Я н у ш  Р а д з и в и л л,
                                           князь Биржанский и Дубинковский
                                                       воевода Виленский».
     _______________
          * В промедлении опасность (лат.).
          ** Тягостен, тяжестей (лат.).


     — Очень пан гетман о  лошадях беспокоится,  —  сказал Харламп,  когда
маленький рыцарь кончил читать письмо.
     — Да,  с лошадьми будет трудно,  — подтвердил Володыёвский. — Здешней
мелкой шляхты явится множество,  стоит только кликнуть клич; но у нее одни
жмудские мерины,  для службы малопригодные. Коли на то пошло, надо бы всем
дать других лошадей.
     — Хорошие это лошади, я их давно знаю, они очень ловки и выносливы.
     — Да, — сказал Володыёвский, — но они малы, а народ здесь рослый. Как
станут люди  в  строй  на  таких лошадках,  можно подумать,  хоругвь сидит
верхом на собаках.  Ведь вот беда какая!..  Я  усердно возьмусь за работу,
потому и  сам спешу.  Оставь же мне и  грамоту для Кмицица,  как велит пан
гетман, я сам ее отдам. Пришла она в самое время.
     — Почему?
     — Да он тут вздумал татарские обычаи заводить,  девушку умкнул. Жалоб
на  него подано,  судебных повесток ему прислано,  что волос на голове.  И
недели не прошло, как я с ним на саблях дрался.
     — Ну,  —  сказал Харламп,  —  коли ты с ним дрался на саблях,  так он
теперь пластом лежит.
     — Ему уже получше. Через недельку-другую встанет. Что там слышно о de
publics?*
     _______________
          * О делах государственных (лат.).

     — Дела по-прежнему плохи. Пан подскарбий Госевский все с нашим князем
воюет,  а когда между гетманами нет мира,  то и дело нейдет на лад.  Мы уж
как будто оправились, и коли буд