к молодец был на свой образец. А
ты женат?
     — Как не  женат,  женат!  Я  Ковальский,  а  вот моя пани Ковальская,
другой я  не  желаю.  —  С  этими  словами молодой офицер поднес к  глазам
Заглобы рукоять тяжелой драгунской сабли и повторил: — Другой я не желаю!
     — Правильно!  — сказал Заглоба. — Ну просто страх как ты мне по нраву
пришелся,  Рох,  сын Роха.  Самое это подходящее дело, когда у солдата нет
иной жены,  кроме этой;  я  еще тебе и то скажу,  что раньше она вдовой по
тебе останется, чем ты вдовцом по ней. Одно только жаль, что молодых Рохов
у тебя от нее не будет,  потому ты,  как я вижу,  кавалер бойкий,  и жалко
будет, коль такой род да погибнет.
     — Эва! — сказал Ковальский. — Да нас шестеро братьев!
     — И все Рохи?
     — Поверишь ли,  дядя,  у каждого коль не первое имя Рох,  так второе;
святой Рох наш особый покровитель.
     — Давай-ка еще выпьем!
     — Давай.
     Заглоба опять опрокинул баклажку,  однако всю не выпил, отдал офицеру
и сказал:
     — До дна!  До дна! Жаль, что я тебя не вижу! — продолжал он. — Темно,
хоть глаз выколи.  Собственных пальцев не разглядишь. Послушай, пан Рох, а
куда собиралось уходить войско из Кейдан, когда мы уезжали?
     — Да против мятежников.
     — Один бог знает, кто тут мятежник: ты или они?
     — Я мятежник? Это как же так? Что мне гетман велит, то я и делаю.
     — Так-то  оно так,  да гетман не делает того,  что ему наш милостивый
король велит:  вряд ли он велел ему соединиться со шведами.  А не лучше ли
тебе шведов бить, чем меня, своего родича, отдавать им в руки?
     — Может, и лучше, да ведь приказывают, ты и исполняй!
     — Пани Ковальская тоже думает,  что  лучше.  Я  ее  знаю.  Между нами
говоря,  гетман взбунтовался против короля и отчизны. Ты об этом никому не
рассказывай,  но так оно на самом деле и есть. И раз вы ему служите, стало
быть, тоже бунтуете.
     — Не пристало мне слушать такие речи.  У  гетмана свое начальство,  у
меня свое, гетман надо мной начальник, и бог бы меня покарал, если б я ему
воспротивился. Неслыханное это дело!
     — Справедливые речи...  Но ты, Рох, вот об чем подумай: попадись ты в
руки этих мятежников,  и я был бы на воле,  и вины бы твоей в том не было,
ибо nec Hercules contra plures*.  Не  знаю я,  где эти хоругви,  но  ты-то
должен знать... ну что тебе стоит своротить немножко в ту сторону.
     _______________
          * И Геркулес бессилен против многих (лат.).

     — Как так?
     — Ну вот так нарочно взять да вбок и  своротить?  И  вины бы твоей не
было, если бы нас отбили. И я не лежал бы у тебя на совести, а поверь мне,
страшное это бремя иметь на совести родича.
     — Э!  Что это ты,  дядя,  толкуешь!  Право слово, слезу с телеги и на
коня сяду. Не у меня ты будешь на совести, а у пана гетмана. Покуда я жив,
не бывать этому!
     — На нет и  суда нет!  —  ответил Заглоба.  —  Это лучше,  что ты все
начисто говоришь,  но  я-то  раньше стал твоим дядей,  чем Радзивилл твоим
гетманом. А знаешь ли ты, Рох, что такое дядя?
     — Дядя — это дядя.
     — Это ты  умно рассудил,  но ведь если нет отца,  так по Писанию дядю
надо слушать. Это вроде бы та же родительская власть, против которой, Рох,
грешно восставать.  Ты и то еще заметь,  что ежели кто женился,  так отцом
легко может стать, а вот в жилах дяди по матери течет та же кровь, что и у
нее.  Я,  правда,  не  брат твоей матери,  но  моя бабка была теткой твоей
бабки,  так что знай,  в  моей крови все добродетели нескольких поколений;
все мы, ясное дело, в этом мире смертны, вот власть и переходит от одних к
другим,  и  ни  гетман,  ни король не могут ею пренебречь или потребовать,
чтобы кто-то противился ей.  Истинная правда! Да разве имеет право великий
гетман  или,  скажем,  польный  гетман  приказать не  то  что  шляхтичу  и
хорунжему,  но даже какому-нибудь ледащему обознику,  чтобы он посягнул на
отца с  матерью,  на  деда или на старую слепую бабку?  Отвечай мне,  Рох!
Разве имеют они право?
     — А? — сонным голосом спросил Рох.
     — На старую слепую бабку!  —  повторил Заглоба.  — Кому бы захотелось
тогда жениться да детей родить или внуков дожидаться? Отвечай мне, Рох!
     — Я Ковальский,  а вот пани Ковальская!  —  совсем уже сонным голосом
отвечал офицер.
     — Ну коли ты так хочешь,  быть по-твоему!  — ответил Заглоба. — Оно и
лучше,  что у  тебя не будет детей,  меньше дураков будет на свете.  Верно
ведь,  Рох?  — Заглоба напряг слух, ответа не бы