енных Кейданах,  тем более что
не на все полки,  находившиеся в распоряжении князя Радзивилла, можно было
положиться.
     Это  опрокинуло все расчеты и  все замыслы гетмана,  но  вместо того,
чтобы ослабить его дух,  казалось,  еще больше его воодушевило.  Он принял
решение  лично  встать  во  главе  верных  шотландских полков,  конницы  и
артиллерии, двинуться навстречу мятежникам и погасить пламя в зародыше. Он
знал,  что хоругви без полковников —  это просто нестройные толпы, которые
рассеются перед одним грозным именем гетмана.
     Князь  принял также решение крови не  жалеть и  устрашить примером не
только все войско и  всю шляхту,  но  и  всю Литву,  чтобы дрогнуть она не
смела под железной его пятою.  Надо было выполнить все, что замыслил он, и
выполнить своими собственными силами.
     В  тот  же  день  несколько иноземных офицеров выехали в  Пруссию для
набора  новых  войск,   а  Кейданы  закипели  толпами  вооруженных  людей.
Шотландские полки, иноземные рейтары, драгуны Мелешко и Харлампа и пушкари
Корфа готовились к  походу.  Княжеские гайдуки,  челядь,  мещане из Кейдан
должны были укрепить силы князя, и, наконец, было принято решение ускорить
отправку арестованных полковников в Биржи, где держать их было безопасней,
нежели в неукрепленных Кейданах. Князь справедливо полагал, что отправка в
эту  удаленную крепость,  где  по  договору должен был уже стоять шведский
гарнизон,  разрушит надежды мятежных солдат на  освобождение полковников и
лишит мятеж всякого смысла.
     Заглоба,  Скшетуские  и  Володыёвский должны  были  разделить  участь
остальных полковников.
     Уже спустился вечер,  когда в подземелье, в котором они сидели, вошел
офицер с фонарем в руке и сказал:
     — Прошу собираться и следовать за мной.
     — Куда? — с тревогой в голосе спросил Заглоба.
     — Там видно будет. Скорей! Скорей!
     — Идем, идем.
     Рыцари вышли. В коридоре их окружили шотландские солдаты, вооруженные
мушкетами. Заглоба совсем растревожился.
     — Ведь не  повели бы они нас на смерть без ксендза,  без исповеди?  —
шепнул он на ухо Володыёвскому.
     Затем старик обратился к офицеру:
     — Как звать тебя, пан?
     — А тебе, пан, зачем мое имя?
     — У  меня много родных в  Литве,  да и  приятно было бы знать,  с кем
имеешь дело.
     — Не  время представляться,  глуп однако же  тот,  кто стыдится своей
фамилии. Рох Ковальский, коли хочешь знать.
     — Достойное   семейство!   Мужи   —   добрые   солдаты,   женщины   —
добродетельны.  Моя  бабушка была  Ковальская,  но  оставила меня сиротою,
когда я  еще на свет не появился.  А ты,  пан,  из Верушей или из Кораблей
Ковальских?
     — Что это ты, пан, среди ночи мне допрос учиняешь?
     — А потому,  что мы с тобою,  наверно, сродни, ведь вот и вся стать у
тебя моя.  В  костях широк,  да и  плечи точьв-точь мои,  а  я  в  бабушку
уродился.
     — Ладно, в дороге поговорим. Времени будет достаточно!
     — В дороге? — спросил Заглоба.
     Тяжелое бремя свалилось у него с плеч.  Отдуваясь, как мех, он тотчас
расхрабрился.
     — Пан Михал,  —  шепнул он Володыёвскому,  — ну не говорил ли я тебе,
что нас не казнят?
     Тем  временем они  вышли на  замковый двор.  Ночь  уже  спустилась на
землю.  Лишь кое-где пылали красные факелы или мерцали фонари,  отбрасывая
неверные отблески на конных и пеших солдат разного рода оружия.  Весь двор
был  забит войсками.  Видно,  шли  приготовления к  походу,  так как всюду
царила суматоха.  Тут  и  там  в  темноте маячили копья и  дула  мушкетов,
конские  копыта  цокали  по  мостовой;  отдельные всадники проезжали между
хоругвями; это офицеры, очевидно, развозили приказы.
     Ковальский остановил конвой  и  узников  у  огромной хлебной  телеги,
запряженной четверкой лошадей.
     — Прошу садиться! — сказал он.
     — Тут уже кто-то сидит,  —  взбираясь на телегу,  сказал Заглоба. — А
наши короба?
     — Короба под соломой, — ответил Ковальский. — Поскорее! Поскорей!
     — Кто же это тут сидит?  —  спрашивал Заглоба,  всматриваясь в темные
фигуры, вытянувшиеся на соломе.
     — Мирский, Станкевич, Оскерко! — последовал ответ.
     — Володыёвский,  Ян  Скшетуский,  Станислав  Скшетуский,  Заглоба!  —
ответили наши рыцари.
     — Здорово! Здорово!
     — Здорово! В хорошей компании поедем. А куда нас везут, не знаете?
     — В Биржи! — ответил Ковальский.
     С  этими  словами он  дал  команду трогать.  Полсотни драгун окружили
телегу и двинулись в путь.
     Узники стали вполголоса разговаривать.
     — Шведам нас выдадут! — сказал Мирский. — Я так и думал...
     — По мне,  уж лучше у врагов сидеть,  нежели у изменников!  — заметил
Станкевич.
     — А по мне,  —  воскликнул Володыёвский,  —  лучше пуля в лоб, нежели
сидеть сложа руки во время такой жестокой войны.
     — Не суесловь,  пан Михал!  —  остановил его Заглоба. — Ведь с телеги
можно удрать,  из Бирж тоже, а вот с пулей во лбу удирать трудновато. Но я
знал, что этот изменник не отважится на такое.
     — Это чтоб Радзивилл да не отважился!  — сказал Мирский. — Видно, ты,
пан, издалека приехал и не знаешь его. Уж коли он поклялся кому отомстить,
так тот может почитать себя мертвым;  я  не помню такого случая,  чтобы он
кому-нибудь простил самую маленькую обиду.
     — А вот не отважился же поднять на меня руку!  — настаивал Заглоба. —
Как знать, не мне