же  время  доносились звуки
команды, гулкие шаги целых толп и тяжелый грохот откатываемых орудий.
     — Что там творится?  — спрашивал Заглоба. — А ну, если это пришли нам
на помощь?
     — Да,  это необычный шум,  —  ответил Володыёвский. — Нуте, подсадите
меня к окну, я скорее вас разгляжу, в чем там дело...
     Ян  Скшетуский подхватил маленького рыцаря за  бока и,  как  ребенка,
поднял вверх;  пан Михал схватился за решетку и стал пристально глядеть во
двор.
     — Что-то есть,  что-то есть!  —  с живостью сказал он вдруг. — Я вижу
пехоту,  это  венгерская  надворная  хоругвь,  над  которой  начальствовал
Оскерко.  Солдаты его очень любили,  а он тоже под арестом;  наверно,  они
хотят узнать,  где он. Клянусь богом, стоят в боевом строю. С ними поручик
Стахович, он друг Оскерко.
     В эту минуту крики усилились.
     — К ним подъехал Ганхоф... Он что-то говорит Стаховичу... Какой крик!
Вижу,  Стахович с  двумя офицерами отходит от  хоругви.  Наверно,  идут  к
гетману.  Клянусь богом,  в войске ширится бунт. Против венгров выставлены
пушки и  в  боевых порядках стоит шотландский полк.  Товарищи из  польских
хоругвей собираются на  стороне венгров.  Без них у  солдат не  хватило бы
смелости, в пехоте дисциплина железная...
     — Господи! — воскликнул Заглоба. — В этом наше спасение! Пан Михал, а
много ли польских хоругвей? Уж эти коли взбунтуются, так взбунтуются.
     — Гусарская Станкевича и панцирная Мирского стоят в двух днях пути от
Кейдан,  —  ответил Володыёвский. — Будь они здесь, полковников не посмели
бы  арестовать.  Погодите,  какие же  еще?  Драгуны Харлампа,  один  полк,
Мелешко — второй; те на стороне князя. Невяровский тоже объявил, что он на
стороне князя, но его полк далеко. Два шотландских полка...
     — Стало быть, на стороне князя четыре полка.
     — И два полка артиллерии под начальством Корфа.
     — Ох, что-то много!
     — И хоругвь Кмицица, отлично вооруженная, шесть сотен.
     — А Кмициц на чьей стороне?
     — Не знаю.
     — Вы его не видали? Бросил он вчера булаву или нет?
     — Не знаем.
     — Кто же тогда против князя? Какие хоругви?
     — Первое  дело,  венгры.  Их  две  сотни.  Затем  порядочно наберется
хорунжих у  Мирского и  Станкевича.  Немного шляхты...  И  Кмициц,  но  он
ненадежен.
     — А чтоб его! Господи боже мой! Мало! Мало!
     — Эти   венгры  двух  полков  стоят.   Старые  солдаты,   испытанные.
Погодите... У пушек зажигают фитили, похоже будет бой...
     Скшетуские молчали, Заглоба метался, как сумасшедший.
     — Бей изменников!  Бей,  собачьих детей!  Эх,  Кмициц! Кмициц! Все от
него зависит. А он храбрый солдат?
     — Сущий дьявол, на все готов.
     — На нашей он стороне, как пить дать, на нашей.
     — Мятеж в войске! Вот до чего довел гетман! — вскричал Володыёвский.
     — Кто здесь мятежник:  войско или гетман, который поднял мятеж против
своего владыки? — спросил Заглоба.
     — Бог их рассудит.  Погодите.  Опять поднялось движение. Часть драгун
Харлампа переходит к  венграм.  Самая лучшая шляхта служит в  этом  полку.
Слышите, как кричат?
     — Полковников! Полковников! — доносились со двора грозные голоса.
     — Пан  Михал,  крикни ты  им,  ради бога,  чтоб они послали за  твоей
хоругвью да за панцирными и гусарскими хорунжими.
     — Тише!
     Заглоба сам начал кричать:
     — Да  пошлите  вы  за  остальными польскими  хоругвями  и  —  в  прах
изменников!
     — Тише!
     Внезапно  не  во  дворе,  а  позади  замка  раздались короткие  залпы
мушкетов.
     — Господи Иисусе! — крикнул Володыёвский.
     — Что там, пан Михал?
     — Это, наверно, расстреляли Стаховича и двоих офицеров, которые пошли
к гетману, — лихорадочно говорил Володыёвский. — Ясное дело, их.
     — Страсти господни! Тогда нечего надеяться на снисхождение.
     Гром  выстрелов заглушил  дальнейший разговор.  Пан  Михал  судорожно
ухватился за решетку и прижался к ней лбом,  но с минуту времени ничего не
мог разглядеть,  кроме ног шотландских пехотинцев, которые выстроились под
самым окном.  Залпы мушкетов стали все чаще,  наконец заговорили и  пушки.
Сухой треск пуль об  стену над  подземельем слышался явственно,  как  стук
градин. От залпов сотрясался весь замок.
     — Михал, прыгай вниз, погибнешь там!
     — Ни за что.  Пули идут выше,  а  из пушек стреляют в противоположную
сторону. Ни за что не спрыгну.
     И Володыёвский,  еще  крепче  ухватившись  за