е.  Над портретами
ровным  рядом  висели  черепа зубров,  оленей,  лосей,  увенчанные рогами;
некоторые из  них,  видно,  очень старые,  уже почернели,  другие сверкали
белизной. Все четыре стены были украшены ими.
     — Охота тут, верно, хороша, вижу, зверя много! — заметил Кмициц.
     — Завтра и  отправимся,  а нет,  так послезавтра.  Надо и со здешними
местами познакомиться,  — подхватил Кокосинский. — Счастливец ты, Ендрусь,
есть тебе где голову приклонить!
     — Не то что мы! — вздохнул Раницкий.
     — Выпьем в утешение! — сказал Рекуц.
     — Нет,  не в утешение! — возразил Кульвец-Гиппоцентаврус, — а еще раз
за   здоровье  Ендруся,   нашего   дорогого  ротмистра!   Это   ведь   он,
ясновельможные,  приютил в своем Любиче нас, бедных изгнанников, без крова
над головой.
     — Правильно говорит!  — раздалось несколько голосов. — Не такой дурак
Кульвец, как кажется.
     — Тяжела наша доля! — пищал Рекуц. — Одна надежда, что ты нас, бедных
сирот, за ворота не выгонишь.
     — Полноте! — говорил Кмициц. — Что мое, то ваше!
     При этих словах все повставали с мест и кинулись его обнимать.  Слезы
текли по суровым и пьяным лицам растроганных товарищей Кмицица.
     — На тебя только надежда,  Ендрусь!  — кричал Кокосинский. — Дай хоть
на гороховой соломе поспать, не гони!
     — Полноте! — повторял Кмициц.
     — Не  гони!  И  без  того нас выгнали,  нас,  родовитых шляхтичей!  —
жалобно кричал Углик.
     — Сто чертей!  Кто вас гонит? Ешьте, пейте, спите, какого пса вам еще
надо?
     — Ты,  Ендрусь,  не  говори так,  —  ныл Раницкий,  на  лице которого
выступили пятна, как на шкуре у рыси, — не говори так, Ендрусь, пропали мы
ни за денежку...
     Тут он оборвал речь,  приставил палец ко лбу,  словно напрягая мысль,
и, оглядев бараньими глазами присутствующих, сказал вдруг:
     — Разве только фортуна переменится!
     И все закричали хором:
     — А почему бы ей не перемениться!
     — Мы еще за обиды заплатим!
     — Добудем богатство!
     — И почести!
     — Бог благословляет невинных. За наше благополучие, ясновельможные!
     — За ваше здоровье! — закричал Кмициц.
     — Святые слова,  Ендрусь! — произнес Кокосинский, подставляя ему свои
пухлые щеки. — За наше счастье!
     Чаши пошли вкруговую,  вино в голову ударило.  Все говорили разом,  и
никто никого не слушал: один только Рекуц свесил голову на грудь и дремал.
Через минуту Кокосинский запел:  «Лен я мялкою мяла!» Услышав песню, Углик
достал  из-за  пазухи  чакан  и   давай  вторить,   а  Раницкий,   великий
фехтовальщик,  голой  рукой  фехтовал  с  невидимым противником,  повторяя
вполголоса:
     — Ты так, я так! Ты колешь, я мах! раз, два, три! — шах!
     Великан  Кульвец-Гиппоцентаврус уставился  на  Раницкого и  некоторое
время следил за ним глазами, наконец махнул рукой и сказал:
     — Дурак ты! Маши, маши, а против Кмицица на саблях тебе не устоять.
     — Против него никто не устоит; ты вот попробуй!
     — И со мной на пистолетах не выиграешь.
     — Дукат за выстрел!
     — Дукат! А цель?
     Раницкий  окинул  глазами  комнату,  наконец  крикнул,  показывая  на
черепа:
     — А вон между рогов! Дукат за выстрел!
     — Куда? — спросил Кмициц.
     — Между рогов! Два дуката! Три! Давайте пистолеты!
     — Согласен! — крикнул пан Анджей. Три так три! Зенд, неси пистолеты!
     Все загалдели,  стали препираться;  Зенд тем временем вышел в  сени и
через минуту вернулся с пистолетами, мешком пуль и рогом пороха.
     Раницкий схватил пистолет.
     — Заряжен? — спросил он.
     — Заряжен!
     — Три! Четыре! Пять дукатов! — орал пьяный Кмициц.
     — Тише! Промажешь! Промажешь!
     — Попаду! Смотрите, вот в тот череп, между рогов... Раз, два!
     Все  обратили  внимание  на  могучий  череп  лося,  висевший напротив
Раницкого; тот вытянул руку. Пистолет дрожал у него в руке.
     — Три! — крикнул Кмициц.
     Раздался выстрел, комнату наполнил пороховой дым.
     — Промазал?  Промазал! Вон где дыра! — кричал Кмициц, показывая рукой
на темную стену, от которой пуля отколола щепку посветлей.
     — До двух раз!
     — Нет! Давай мне! — кричал Кульвец.
     На звуки выстрелов сбежались испуганные слуги.
     — Вон! Вон! — крикнул Кмициц. — Раз! Два! Три!
     Снова раздался выстрел, на этот раз посыпались обломки костей.
     — Дайте же и нам пистолеты! — закричали все вдруг.
     Повскакав с мест, друзья ст