ия де Лорш с некоторой робостью сказал:
     - Если бы, однако, благородный рыцарь, вы пожелали утверждать, что панна 
Агнешка из Длуголяса - не самая прекрасная и добродетельная дама на свете... 
для меня было бы большой честью... не согласиться с вами и...
     Он прервал свою речь и бросил на Повалу почтительный, даже восхищенный, но 
в то же время пристальный и настороженный взгляд.
     Но то ли потому, что Повала мог раздавить его, как орех, двумя пальцами, 
то ли потому, что он был человек необыкновенно добродушный и веселый, только он 
громко рассмеялся и сказал:
     - Ба, в свое время я избрал дамой сердца герцогиню Бургундскую, которая 
была тогда лет на десять старше меня, и если вы, рыцарь, желаете утверждать, 
что моя герцогиня не старше вашей панны Агнешки, что ж, нам надо сейчас же 
садиться на конь...
     Де Лорш, услышав эти слова, воззрился в изумлении на пана из Тачева, затем 
лицо его затряслось от смеха, и он разразился неудержимым хохотом.
     А Повала наклонился, обхватил рукой де Лорша, поднял его и стал 
раскачивать в воздухе с такой легкостью, словно тот был младенцем.
     - "Pax! Pax!" - как говорит епископ Кропило... Вы пришлись мне по сердцу, 
рыцарь, и, ради бога, не надо драться из-за всяких дам.
     Затем он сжал его в объятиях и поставил на землю, так как в это время у 
ворот внезапно загремели трубы и появился князь Земовит плоцкий с супругой.
     - Князь и княгиня прибывают раньше короля и князя Януша, - сказал Повала 
Збышку. - Хоть пир и у старосты, но в Плоцке-то они хозяева. Пойдем со мной к 
княгине, ты знаешь ее еще по Кракову, она ходатайствовала тогда за тебя перед 
королем.
     И, взяв Збышка за руку, он повел его через двор. За князем и княгиней 
следовали придворные дамы и кавалеры; все они были так разодеты по случаю 
присутствия короля, что, казалось, весь двор покрылся цветами. Идя с Повалой, 
Збышко издали приглядывался, не встретится ли знакомое лицо, и вдруг замер в 
изумлении.
     Позади княгини он и впрямь увидел знакомую фигуру и знакомое, но такое 
серьезное, такое прекрасное и такое благородное лицо, что молодой рыцарь 
подумал сперва, не обманывает ли его зрение.
     "Ягенка это или, быть может, дочь князя плоцкого?"
     Но это была Ягенка из Згожелиц; когда глаза их встретились, она улыбнулась 
ему дружеской и сочувственной улыбкой и потупилась; побледнев, стояла она с 
золотой повязкой на темных волосах, в ослепительном сиянии своей красоты - 
высокая, печальная и прекрасная, словно княжна или подлинная королевна.

XXXI

     Збышко преклонил колена перед княгиней плоцкой и предложил ей свою верную 
службу; но княгиня, которая давно его не видела, в первую минуту не признала 
молодого рыцаря. Только когда Збышко назвался, она сказала ему:
     - Ах, вот что! А я думала, это кто-нибудь из свиты короля. Збышко из 
Богданца! Как же, как же! У нас гостил ваш дядя, старый рыцарь из Богданца; 
помню, мы с дамами ручьи слез лили, когда он рассказывал нам о вас. Нашли ли вы 
свою жену? Где она сейчас?
     - Она умерла, милостивейшая пани...
     - Господи Иисусе! Нет, нет, не говорите, я не могу сдержаться от слез. 
Одно утешение, что она, наверно, на небесах, а вы еще так молоды.
     Всемогущий боже! Женщина - такое слабое существо. Но на небесах нас ждет 
за все награда, и вы ее там найдете. А старый рыцарь из Богданца с вами?
     - Нет, он в неволе у крестоносцев, и я еду к ним, чтобы выкупить его.
     - Так и ему не повезло. А он показался мне человеком ловким и бывалым. 
Когда выкупите его, заезжайте к нам. Мы примем вас с радостью: сказать по 
правде, он ума палата, а вы уж очень хороши собою.
     - Мы так и сделаем, милостивейшая пани, тем более что я нарочно приехал 
сюда просить вас замолвить слово за дядю.
     - Хорошо. Зайдите завтра перед выездом на охоту, - у меня будет свободное 
время...
     Но тут ее прервал гром труб и литавр, возвестивших о прибытии князя Януша 
мазовецкого с женой. Збышко с княгиней плоцкой стояли у самого входа, так что 
княгиня Анна Данута сразу заметила молодого рыцаря и тотчас к нему подошла, не 
обращая внимания на поклоны старосты, хозяина дома.
     Когда Збышко увидел Анну Дануту, снова стало рваться пополам его сердце; 
он преклонил колена перед княгиней, обнял ее ноги и замер, безгласный, она же 
наклонилась над ним и, сжав его виски, роняла слезы на его светлую голову, как 
мать, плачущая по горю сына.
     К большому удивлению придворных и гостей, она долго так плакала, все 
повторяя: "О Иисусе, Иисусе милостивый!", а затем велела Збышку встать и 
сказала:
     - Я плачу о ней, о моей Дануське, и плачу по твоему горю. Но так уж угодно 
богу, что напрасны все твои труды, как напрасны теперь и наши слезы. Расскажи 
мне про нее и про ее кончину, до полуночи могу я слушать и не наслушаться.
     И она увлекла его в сторону, как увлек его раньше пан из Тачева.
     Гости, не знавшие Збышка, стали расспрашивать о его приключениях, и, таким 
образом, некоторое время все говорили только о нем, о Данусе и Юранде.
     Расспрашивали про Збышка и послы крестоносцев - торуньский комтур Фридрих 
фон Венден, присланный для встречи короля, и комтур из Остероде Иоганн фон 
Шенфельд. Последний хоть и был немцем, но родился в Силезии и хорошо изъяснялся 
по-польски; он легко дознался, в чем дело, и, выслушав расс