тоносца.
     - Я! - сказал он, подняв перчатку.
     И, бросив свою перчатку прямо в лицо Ротгеру, заговорил голосом, который в 
немой тишине как громом разнесся по залу:
     - Я призываю бога в свидетели, вельможного князя и всех достославных 
рыцарей этой земли и говорю тебе, крестоносец, что ты лжешь как собака, истине 
и справедливости вопреки, и я вызываю тебя на бой на ристалище, пешего или 
конного, на копьях, секирах, коротких или длинных мечах и не на неволю, а до 
последнего издыхания, на смерть!
     Слышно было, как муха пролетит. Все глаза обратились на Ротгера и рыцаря, 
вызвавшего его на бой; никто не признал этого рыцаря, так как на голове у него 
был шлем, правда, без забрала, но с округлым нашеломником, который спускался 
пониже ушей и совсем закрывал верхнюю часть лица, а на нижнюю отбрасывал томную 
тень. Крестоносец был изумлен не менее всех остальных. Как молния мелькает в 
ночном небе, так мелькнуло на его побледневшем лице выражение замешательства и 
ярости. Подхватив лосиную перчатку, которая скользнула у него по лицу и 
зацепилась за край наплечника, он спросил:
     - Кто ты, взывающий к правосудию божию?
     Тот отстегнул подбородник, снял шлем, обнажив молодую светлую голову, и 
сказал:
     - Я - Збышко из Богданца, муж дочери Юранда.
     Все поразились, и Ротгер в том числе, так как никто, кроме княжеской четы, 
отца Вышонека и де Лорша, не знал о том, что Дануся обвенчана.
     Крестоносцы были уверены, что, кроме отца, у Дануси нет никого из родных, 
кто мог бы ее защитить. Но тут вышел вперед господин де Лорш и сказал:
     - Рыцарской честью свидетельствую, что этот рыцарь сказал правду, а кто 
посмеет в этом сомневаться, вот моя перчатка.
     Ротгер, который не знал страха, в гневе, быть может, поднял бы и эту 
перчатку, но, вспомнив, что рыцарь, который бросил ее, сам был знатен и к тому 
же графу Гельдернскому сродни, удержался, а тут и князь поднялся со своего 
места и, нахмурясь, сказал:
     - Я запрещаю поднимать эту перчатку, ибо и я свидетельствую, что этот 
рыцарь сказал правду.
     Услышав эти слова, крестоносец поклонился и сказал Збышку:
     - Коли будет на то согласие, то пешими, на ристалище, на секирах.
     - Я тебя и так еще раньше вызвал, - ответил Збышко.
     - Боже, ниспошли победу правому! - воскликнули мазовецкие рыцари.

IV

     Весь двор - и рыцари и дамы - был в тревоге, так как все любили Збышка, а 
меж тем, зная о письме Юранда, никто не мог сомневаться в том, что правда на 
стороне крестоносца. К тому же было известно, что Ротгер - один из самых 
славных рыцарей ордена. Оруженосец ван Крист, быть может не без умысла, 
рассказывал мазовецким шляхтичам о том, что его господин, прежде чем стать 
вооруженным монахом, восседал однажды за почетным столом крестоносцев, к 
которому допускались лишь самые знаменитые рыцари, совершившие поход в святую 
землю либо победившие в бою чудовищных драконов или могущественных чародеев. 
Слушая рассказы ван Криста и хвастливые его уверения, будто его господину не 
раз доводилось одному биться против пятерых с мизерикордией в одной руке и 
секирой или мечом в другой, мазуры еще больше тревожились за Збышка. "Эх! - 
поговаривал кое-кто из них. - Был бы тут Юранд, так с двумя такими справился бы,
 ни один ведь немец не ушел из его рук, а хлопцу несдобровать - немец и 
посильней его, и постарше, да и поискусней!" Другие сожалели о том, что им не 
пришлось поднять перчатку, и говорили, что, не будь письма Юранда, они бы 
непременно это сделали, а так, мол, страшно суда божия. Для собственного 
утешения они вспоминали при случае мазовецких, да и вообще польских рыцарей, 
которые и на придворных игрищах, и на поединках одерживали победы над западными 
рыцарями; в первую голову называли Завишу из Гарбова, с которым не мог 
померяться силами ни один рыцарь во всем христианском мире. Но были и такие, 
которые крепко надеялись на Збышка. "Косая сажень в плечах, - говорили они о 
молодом рыцаре, - слыхали мы, как он однажды снял головы немцам с плеч на 
утоптанной земле". Но особенно ободрились все, когда накануне боя оруженосец 
Збышка, чех Глава, хлопец горячий, слушал-слушал россказни ван Криста о 
неслыханных победах Ротгера, а потом схватил его за бороду, задрал ему голову 
вверх да и говорит: "Коли не стыдно тебе людям брехать, так на небо погляди, 
ведь и бог тебя слышит!" Подержал это он так ван Криста, а потом, как отпустил, 
тот и стал спрашивать, кто он родом, и, узнав о благородном происхождении 
оруженосца, тоже вызвал его на поединок на секирах.
     Очень тогда мазуры обрадовались. "Небось, - говорили они, - такие не 
дрогнут на поле боя, и, если только правда и бог на их стороне, тевтонские псы 
не выйдут целыми из их рук". Но Ротгер так сбил всех с толку, что многих очень 
тревожило, на чьей же стороне правда, и сам князь разделял эту тревогу.
     Вечером перед поединком он призвал Збышка и в присутствии одной только 
княгини спросил:
     - Ты уверен, что бог будет на твоей стороне? Откуда ты знаешь, что они 
похитили Дануську? Разве Юранд тебе говорил об этом? Погляди, вот его письмо, 
оно написано ксендзом Калебом, это вот печать Юранда, он пишет, что знает, что 
Дануську не крестоносцы похитили. Что он тебе говорил?
     - Говорил, что не крестоносцы.
     - Как же ты можешь рисковать головою и выходить на суд божий?
     Но Збышко молчал, только губы у него дрожали и слезы выступили на глазах.