ько 
могу сказать: на другой день после смерти на его гробу нашли расцветшие розы, а 
время зимнее, и рука человеческая не могла возложить их на гроб.
     Снова наступило молчание.
     - Откуда вы узнали, что у Юранда похитили дочь? - спросил князь.
     - Столь дерзостен и кощунствен был этот поступок, что слух о нем разнесся 
повсюду. Узнав о похищении, мы заказали молебен, возблагодарив создателя за то, 
что из лесного дома похитили не вашего родного сына или дочь, а простую 
придворную.
     - И все же мне удивительно, как могли вы юродивую принять за дочь Юранда?
     Брат Ротгер ответил:
     - Данфельд нам вот что сказал: "Сатана часто предает своих слуг, может, он 
оборотил дочь Юранда".
     - Разбойники - люди простые, они не могли подделать руку Калеба и печать 
Юранда! Кто это мог сделать?
     - Злой дух.
     И снова никто не нашелся, что ответить.
     Ротгер устремил на князя пристальный взгляд и сказал:
     - Воистину, как мечи, пронзают мне грудь ваши вопросы, ибо недоверие и 
подозрение таятся в них. Но, веря в правосудие божие и в силу правды, я 
вопрошаю тебя, вельможный князь: разве Юранд подозревал нас в этом злодеянии? А 
если подозревал, то почему, прежде чем мы вызвали его в Щитно, он искал по всей 
границе разбойников, чтобы выкупить у них свою дочь?
     - Это... верно! - произнес князь. - Если и скроешь что от людей, то от 
бога не скроешь. В первую минуту он подозревал вас, но потом... потом думал 
иначе.
     - Так свет истины побеждает тьму, - сказал Ротгер.
     И торжествующим взглядом окинул зал, думая, что крестоносцы хитрее и умнее 
поляков и что польское племя всегда будет добычей и снедью ордена, как муха 
бывает добычей и снедью паука.
     Отбросив прежнюю вкрадчивость, он приступил к князю и заговорил громко и 
настойчиво:
     - Вознагради нас, государь, за наши потери, за наши обиды, за наши слезы и 
нашу кровь! Твоим подданным был Юранд, это исчадие ада, вознагради же нас за 
наши обиды и кровь во имя бога, давшего власть государям, во имя правосудия и 
креста!
     Князь воззрился на него в изумлении.
     - Господи, помилуй! - сказал он. - Да чего же это ты хочешь? Юранд в 
безумии пролил вашу кровь, а я должен отвечать за его безумства?
     - Он был твоим подданным, государь, - возразил крестоносец, - в твоем 
княжестве лежат его земли, его деревни и его городок, где томились в неволе 
слуги ордена; пусть же хоть эти богатства, эти земли и эта твердыня безбожия 
достанутся отныне под руку ордена. Воистину, недостойная это будет отплата за 
пролитую благородную кровь! Не воскресит она мертвых; но, может, укротит гнев 
божий и изгладит позор, который иначе падет на все твое княжество. О государь! 
Повсюду владеет орден землями и замками, данными ему милостивыми и 
благочестивыми христианскими государями, только здесь нет ни пяди земли в его 
обладании. Пусть же наша обида, взывающая о мести к богу, будет хоть так 
вознаграждена, дабы могли мы сказать, что и здесь люди живут в страхе божием.
     Князь не мог прийти в себя от изумления, только после долгого молчания он 
воскликнул:
     - Раны божьи!.. Да по чьей же милости владеет орден здесь землями, как не 
по милости моих отцов? Мало вам еще краев, земель и городов, которые некогда 
принадлежали нам, а ныне под вашей рукой? Жива еще дочь Юранда, никто не донес 
нам еще о ее смерти, а вы уже хотите захватить сиротское приданое и сиротским 
хлебом вознаградить себя за обиды?
     - Государь, ты признал наши обиды, - сказал Ротгер, - так вознагради же 
нас за них так, как велит тебе твоя княжеская совесть и твоя справедливая душа.
     И снова возвеселился он сердцем, подумав про себя: "Теперь они не только 
не будут винить нас, но сами еще подумают, как бы умыть руки и чистыми выйти из 
этого дела. Никто уже не станет нас укорять, и незапятнанной, как белый наш 
плащ, будет слава ордена".
     Но неожиданно раздался голос старого Миколая из Длуголяса:
     - Вас осуждают за алчность, и, видит бог, справедливо, ибо в этом деле не 
честь ордена, а выгода важна для вас.
     - Это правда! - хором поддержали его мазовецкие рыцари.
     Крестоносец шагнул вперед, надменно поднял голову и, смерив их 
высокомерным взглядом, сказал:
     - Я прибыл сюда не как посол, а как свидетель и рыцарь ордена, готовый до 
последнего издыхания защищать его честь!.. Если кто, вопреки словам самого 
Юранда, посмеет обвинить нас в том, что мы причастны к похищению его дочери, 
пусть поднимет эту рыцарскую перчатку и предаст себя в руки господа.
     С этими словами он бросил перчатку к ногам рыцарей; но те стояли в немом 
молчании, ибо не один из них иззубрил бы свой меч о шею крестоносца, но все они 
боялись суда божия. Ни для кого не было тайной ясное свидетельство Юранда, что 
не рыцари ордена похитили его дочь, поэтому всякий думал в душе, что прав 
Ротгер и что он победит в бою.
     А тот, подбоченясь, спросил с еще большею дерзостью:
     - Так кто же поднимет эту перчатку?
     Внезапно на середину зала вышел рыцарь; никто не заметил его появления, и 
он уже некоторое время слушал в дверях речи кре