мгновенно вскочил на ноги с криком:
     - Пан, пан, поглядите-ка!
     - Де Лорш! - воскликнул Збышко.
     А де Лорш лежал недвижим, как труп, с бледным, покрытым потом лицом и 
закрытыми глазами.

XX

     Збышко велел положить его на одну из захваченных повозок, нагруженных 
новыми колесами и осями для отряда, шедшего на подмогу замку. Сам он пересел на 
другого коня и вместе с Мацьком пустился в погоню за убегающими немцами. 
Преследовать их было не особенно трудно: немецкие кони не отличались резвостью, 
а по размытой весенними дождями дороге бежали и вовсе плохо. На легкой и 
быстроногой кобылке убитого шляхтича из Ленкавицы Мацько, проскакав с полверсты,
 обогнал почти всех жмудинов и вскоре настиг первого рейтара. По рыцарскому 
обычаю, он предложил ему сдаться в плен или вступить в единоборство, но тот, 
притворясь глухим, даже щит бросил, чтобы облегчить коня, и, пригнувшись к луке,
 вонзил ему шпоры в бока; тогда старый рыцарь широкой секирой нанес немцу 
страшный удар между лопаток и свалил его с коня.
     Так мстил Мацько убегающим врагам за пущенную в него когда-то 
предательскую стрелу, а те, как стадо оленей, бежали от него в смертельном 
страхе, не желая ни биться, ни обороняться, а только прочь уйти от страшного 
рыцаря. Человек десять немцев свернули в лес; но один увяз у ручья, и жмудины 
скрутили его веревкой, а за остальными в лесную чащу бросились целые толпы 
преследователей, и вскоре началась дикая охота, и лес огласился криками, 
воплями и призывами. Долго еще отдавались они в его недрах, пока не были 
переловлены все немцы. После этого старый рыцарь из Богданца вернулся со 
Збышком и чехом на прежнее поле боя, где лежали зарубленные пешие кнехты. Трупы 
их были раздеты донага, а некоторые страшно изуродованы мстительными жмудинами. 
Была одержана крупная победа, и народ ликовал. После последнего поражения 
Скирвойла под Готтесвердером в душу народа стало закрадываться сомнение, тем 
более что обещанная Витовтом подмога все еще не подходила; теперь же вновь 
ожила надежда и вновь разгорелись сердца, словно пламя, когда в огонь 
подбросишь дров.
     Убитых жмудинов и немцев было слишком много, чтобы их хоронить, и Збышко 
велел вырыть копьями могилы только для двух шляхтичей из Ленкавицы, главных 
виновников победы, и похоронить их под соснами, на стволах которых он вырубил 
мечом кресты. Затем он приказал чеху приглядывать за господином де Лоршем, 
который все еще не приходил в чувство, а сам поспешно повел людей тем же путем 
к Скирвойлу, чтобы в случае необходимости прийти ему на подмогу.
     После долгого перехода они вышли на пустое поле сражения, усеянное трупами 
жмудинов и немцев. Збышко сразу понял, что грозный Скирвойло тоже одержал 
большую победу; если бы он был разбит, они на пути к замку встретили бы немцев. 
Но, видно, ценой больших потерь досталась Скирвойлу эта победа: даже за 
пределами поля боя земля была усеяна трупами. Опытный Мацько заключил из этого, 
что части немцев удалось спастись бегством.
     Трудно было сказать, преследовал ли их Скирвойло, следы были плохо видны и 
затоптаны. Мацько все же пришел к выводу, что сражение разыгралось довольно 
давно, быть может даже раньше, чем у Збышка, так как трупы уже почернели и 
распухли, а некоторые были изъедены волками, которые при приближении 
вооруженных людей убегали в лесную чащу.
     Збышко решил не ждать Скирвойла и вернуться в старый надежный лагерь.
     Прибыв поздней ночью, он нашел уже в лагере жмудского полководца, который 
приехал немного раньше. Обычно угрюмое лицо его сияло теперь злой радостью. Он 
тотчас же стал расспрашивать про битву и, узнав о победе, сказал голосом, 
похожим на карканье ворона:
     - Я тобой доволен и собой доволен. Подмога придет не скоро, а если великий 
князь прибудет, он тоже обрадуется, потому что замок будет наш.
     - Кого ты захватил из пленников? - спросил Збышко.
     - Так, плотва, ни одной щуки. Была одна, нет, две, да обе ушли.
     Зубастые щуки! Нарубили людей и ушли!
     - А мне бог послал одного пленника. Богатый и славный рыцарь, хоть и 
светский, гость крестоносцев!
     Страшный жмудин охватил руками шею, как петлей, затем правой сделал 
движение вверх, как бы показывая веревку.
     - Вот что ему будет! - проговорил он. - Как и прочим... Да.
     Но Збышко нахмурил брови.
     - Не будет ему ничего такого, он мой пленник и друг. Князь Януш вместе нас 
опоясывал, и я его пальцем не дам тронуть.
     - Не дашь?
     - Не дам.
     И они, насупя брови, впились друг в друга глазами. Казалось, оба сейчас 
взорвутся, но Збышко не хотел ссориться со старым полководцем, которого он 
ценил и уважал, к тому же молодой рыцарь был одушевлен событиями, происшедшими 
в этот день; обняв вдруг Скирвойла за шею, он прижал его к груди.
     - Неужто, - воскликнул он, - ты хочешь отнять его у меня, а с ним и 
последнюю надежду? За что ты меня обижаешь?
     Скирвойло не вырывался из объятий, он только высвободил голову из рук 
Збышка, поглядел на него исподлобья и запыхтел.
     - Ну, - сказал он, помолчав с минуту времени, - завтра я прикажу повесить 
моих пленников, но коли кто из них тебе нужен, так я и его подарю тебе.
     Затем они снова обнялись и, к великому удовольствию Мацька, разошлись в 
мире.
     - Бранью от этого жмудина, видно, ничего не добьешься, - сказал старый 
рыцарь, - а лаской из него веревки можно вить.
     - Такой уж это народ, - ответил Збышко, - только немцы про то не знают.
     И он велел привести к костр