тей; но когда я предстану пред судилищем господа, которого чту и 
люблю, то скажу ему: "Для блага ордена я свершил сие, а себе избрал одно лишь 
долготерпение".
     Сжав руками виски, он поднял глаза к небу и воскликнул:
     - Отрекитесь от плотских утех и непотребства, укрепите вашу плоть и ваш 
дух, ибо я вижу в воздухе белые орлиные крылья и когти орла, красные от крови 
крестоносцев...
     Его речь прервал такой страшный порыв бури, что вверху над хорами с шумом 
распахнулось окно и в зал с хлопьями снега ворвался вой и свист мотели.
     - Во имя духа света! Какая зловещая ночь! - сказал старый крестоносец.
     - Ночь злых духов, - заметил Ротгер. - Но скажите, почему вы говорите не 
"во имя бога", а "во имя духа света"?
     - Дух света - это бог, - ответил старик, затем, как бы желая переменить 
разговор, спросил:
     - А у гроба Данфельда есть священники?
     - Да.
     - Боже, смилуйся над ним, грешным.
     И они оба умолкли, затем Ротгер позвал слуг и приказал им закрыть окно и 
снять нагар с факелов, а когда они вышли, снова спросил:
     - Что же вы сделаете с дочкой Юранда? Возьмете ее отсюда в Янсборк?
     - Я возьму ее в Янсборк и сделаю с нею то, что нужно будет для блага 
ордена.
     - А что же мне надо делать?
     - Есть ли у тебя мужество?
     - Разве я совершил поступок, который дал бы вам право сомневаться в этом?
     - Нет, я в тебе не сомневаюсь, я знаю тебя и за мужество люблю больше всех 
на свете. Тогда поезжай ко двору мазовецкого князя и расскажи ему все, что 
сталось тут, так, как мы решили.
     - Но ведь мне может грозить гибель?
     - Если твоя гибель послужит к вящей славе Христа и ордена, ты должен 
пожертвовать жизнью. Но нет! Не ждет тебя гибель! Они гостям не чинят обид, 
разве только кто-нибудь захочет вызвать тебя на бой, как тот молодой рыцарь, 
который всем нам послал вызов... Он ли или кто другой, ведь тебе никто из них 
не страшен...
     - Дай-то бог! И все же они могут схватить меня и ввергнуть в подземелье.
     - Они этого не сделают. Помни, что Юранд написал князю письмо, а ты ведь 
поедешь жаловаться на Юранда. Ты расскажешь им всю правду о том, что он 
натворил в Щитно, и они должны будут поверить тебе... Мы первые дали им знать, 
что у нас какая-то девка, первые пригласили его приехать и посмотреть ее, а он 
приехал, обезумел, убил комтура, перебил наших людей.
     Ты расскажешь им так обо всем, и что же тогда они смогут тебе ответить?
     Слух о смерти Данфельда разнесется уже по всей Мазовии. Князь не станет 
поэтому жаловаться. Дочку Юранда, наверно, будут искать, но раз сам Юранд 
написал, что она не у нас, то никто не заподозрит, что мы причастны к ее 
похищению. Надо выказать храбрость и заткнуть им рты, они ведь подумают, что, 
если бы мы были виноваты, никто из нас не отважился бы приехать к ним.
     - Это верно. После похорон Данфельда я тотчас отправлюсь в путь.
     - Да благословит тебя бог, сыночек! Если все сделать с умом, они не только 
тебя не задержат, но вынуждены будут отречься от Юранда, чтобы мы не могли 
сказать: вот, мол, что творят они с нами!
     - Надо будет жаловаться так при всех дворах.
     - Великий госпитальер проследит за этим и для блага ордена, и как родич 
Данфельда.
     - Да! Но если этот спыховский дьявол выживет и вырвется на волю...
     Зигфрид, угрюмо глядя перед собой, ответил медленно и раздельно:
     - Если он даже вырвется на волю, то никогда не сможет произнести ни 
единого слова жалобы на орден.
     Затем он стал учить Ротгера, что говорить и чего требовать при мазовецком 
дворе.

III

     Однако весть о событии в Щитно дошла до Варшавы еще до прибытия брата 
Ротгера и вызвала там удивление и беспокойство. Ни сам князь, ни придворные не 
могли понять, что же произошло. Незадолго до этого Миколай из Длуголяса должен 
уже был отправиться в Мальборк с письмом от князя, в котором тот с горечью 
жаловался на самочинство пограничных комтуров, похитивших Данусю, и, прибегая 
даже к угрозам, требовал незамедлительно отпустить ее на волю. И вдруг пришло 
письмо из Спыхова от Юранда, в котором он сообщал, что дочь его похитили не 
крестоносцы, а обыкновенные пограничные разбойники, и что он в самом 
непродолжительном времени ее выкупит. Поэтому посол не поехал в Мальборк; 
никому не пришло в голову, что крестоносцы могли вынудить у Юранда это письмо, 
пригрозив ему смертью дочери. Правда, трудно было понять, как могли разбойники 
похитить девушку.
     На границе шайки разбойников, будь то подданные князя или ордена, учиняли 
нападения не зимой, когда их могли выдать следы на снегу, а летом, да и 
нападали на купцов или грабили деревушки, хватая людей и угоняя скот.
     Казалось совершенно невероятным, чтобы они дерзнули посягнуть на князя и 
похитить его воспитанницу, к тому же дочь могущественного рыцаря, перед которым 
все трепетало. Но письмо Юранда рассеяло все сомнения, оно было скреплено его 
собственной печатью и на этот раз доставлено человеком, о котором было точно 
и