Януш и княгиня уехали с частью двора в Черск на весеннюю рыбную 
ловлю; они очень любили это зрелище и почитали его одной из лучших забав.
     Все же чеху удалось узнать от Миколая из Длуголяса много важных новостей 
как о делах частных, так и о войне. Прежде всего он узнал, что рыцарь Мацько 
отказался, видно, от намерения ехать в Жмудь прямо через "прусскую заставу", 
так как за несколько дней до этого он побывал в Варшаве, где застал еще князя и 
княгиню. Что до войны, то старый Миколай подтвердил все те слухи, которые дошли 
до Главы в Щитно. Вся Жмудь, как один человек, поднялась против немцев, а князь 
Витовт не только перестал помогать ордену против злополучных жмудинов, но, не 
объявляя пока немцам войны и ведя с ними переговоры, чтобы обмануть их 
бдительность, снабжал тем временем Жмудь деньгами, людьми, лошадьми и хлебом. И 
сам он, и крестоносцы слали в то же время послов к папе, к императору римскому 
и другим христианским государям, обвиняя друг друга в вероломстве, 
предательстве и измене. От великого князя с письмами поехал мудрый Миколай из 
Рженева, который умел распутывать нити интриг крестоносцев и убедительно 
показывать, сколь тяжкие обиды чинят они Литве и Жмуди.
     А когда на виленском сейме еще больше укрепился союз Литвы и Польши, 
крестоносцы содрогнулись от ужаса, ибо нетрудно было предугадать, что Ягайло 
как властитель всех земель, которыми правил князь Витовт, в случае войны станет 
на его сторону. Грудзендский комтур, граф Иоганн Зайн, и гданьский комтур, граф 
Шварцбург, по повелению магистра отправились к королю с запросом о его 
намерениях. Король ничего им не ответил, хотя они привезли ему дары: 
быстролетных кречетов и ценную утварь. Тогда они притворно пригрозили королю 
войной, хорошо зная, что и магистр, и капитул боятся страшного могущества 
Ягайла и стремятся отдалить день гнева и поражения.
     Как паутина, разрывались все договоры, особенно с Витовтом. Вечером после 
приезда Главы в варшавский замок пришли свежие вести. Приехал Брониш из Цясноты,
 придворный князя Януша, посланный недавно князем в Литву за вестями, а с ним 
два знатных литовских князя с письмами от Витовта и от жмудинов. Вести были 
грозные. Орден готовился к войне. Всюду укрепляли замки, терли порох, тесали 
каменные ядра, стягивали к границе кнехтов и рыцарей, а легкие отряды конников 
и пехоты учиняли уже набеги на Литву и Жмудь со стороны Рагнеты, Готтесвердера 
и других пограничных замков. В дремучих лесах, в полях, в деревнях раздавались 
уже боевые кличи, а по вечерам над темной стеной лесов полыхали зарева пожаров. 
Витовт взял наконец открыто Жмудь под свое покровительство, послал туда своих 
правителей, а полководцем вооруженного народа назначил прославившегося своим 
мужеством Скирвойла, который учинял набеги на Пруссию, жег города и села, 
уничтожал их, подвергал опустошению. Сам князь продвинул войска к Жмуди, 
укрепил некоторые замки, другие, как, например, Ковно, разрушил, чтобы они не 
стали твердыней для крестоносцев. Ни для кого уже не было тайной, что с 
наступлением зимы, когда мороз скует трясины и болота, а если выдастся погожее 
лето, то, быть может, и раньше, вспыхнет великая война, которая охватит все 
литовские, жмудские и прусские земли. Если же на помощь Витовту придет король, 
то наступит день, когда немецкая волна либо зальет еще полмира, либо, отбитая, 
на долгие века вернется в свое старое ложе.
     Но все это было дело будущего. Пока же по всему свету разносились стоны и 
призывы к справедливости. В Кракове и в Праге, при папском дворе и в других 
западных королевствах читали послание злополучного народа. Князю Янушу это 
послание привезли бояре, прибывшие вместе с Бронишем из Цясноты.
     Не один мазур невольно нащупывал меч на боку, раздумывая, не встать ли по 
собственному почину под знамена Витовта. Все знали, что великий князь с 
радостью встретил бы закаленную родовую шляхту, такую же неукротимую в бою, как 
литовские и жмудские бояре, но лучше обученную и лучше вооруженную. Одних 
толкала на это ненависть к старым врагам шляхты, других - жалость. "Внемлите, 
внемлите! - взывали жмудины к королям, князьям и всем народам. - Мы были 
вольным и благородным народом, а орден хочет обратить нас в рабов! Не наших душ 
ищет он, но земли и достояния. Так велика уже наша нужда, что впору нам просить 
подаяния или разбоем заняться! Как смеют они крестить нас святой водой, коли у 
них самих руки нечисты! Мы хотим, чтобы нас крестили, но не кровью и мечом, мы 
хотим веры, но той, какой учат достойные монархи - Ягайло и Витовт. Внемлите и 
подайте нам руку помощи, ибо мы погибаем! Орден хочет крестить нас для того, 
чтобы нас легче было поработить, не священников, а палачей посылает он к нам. 
Они уже отняли у нас наши ульи, наши стада, все плоды земли; нам нельзя уже ни 
ловить рыбу, ни бить зверя в пуще! Внемлите нашим мольбам, ибо нас, издревле 
вольных людей, они заставляют гнуть выю, возводить по ночам замки для них; они 
увезли как заложников наших детей, а наших жен и дочерей бесчестят на глазах у 
мужей и отцов. Не говорить, а стенать должно нам. Они пожгли наши дома, увезли 
в Пруссию наших владык, убили наших великих людей, Коркуца, Вассыгина, Сволька 
и Сонгайла, и, как волки, пьют нашу кровь. О, внемлите нам! Ведь мы не звери, а 
люди, и мы взываем к святейшему отцу, дабы он повелел польским епископам 
крестить нас, ибо всей душой жаждем мы к