Ягенка уже сбежала сверху и 
поджидала чеха во дворе; не успел он спешиться, как она бросилась к нему.
     - Где Мацько? - спросила она с тревожно бьющимся сердцем.
     - Поехал к князю Витовту, а вам велел оставаться здесь, - ответил 
оруженосец.

XIII

     Узнав, что Мацько велел ей остаться в Спыхове, Ягенка от удивления, 
огорчения и гнева не могла сначала слова вымолвить и только широко открытыми 
глазами глядела на чеха, который прекрасно понимал, какую неприятную весть он 
ей привез.
     - Я хотел бы рассказать вам о том, что слыхали мы в Щитно, есть много 
новостей, и притом важных, - сказал он.
     - И про Збышка?
     - Нет, новости только щитненские - понимаете...
     - Понимаю! Пусть слуга расседлает коней, а вы ступайте за мной.
     И, отдав распоряжение слуге, она повела чеха наверх.
     - Почему Мацько нас бросил? Зачем нам оставаться в Спыхове, почему вы 
воротились? - забросала она чеха вопросами.
     - Я воротился потому, что мне велел рыцарь Мацько, - ответил Глава. - Мне 
тоже хотелось на войну; но приказ есть приказ. Рыцарь Мацько сказал мне так: 
"Воротишься, будешь охранять згожелицкую панну и ждать от меня вестей. Может, 
говорит, тебе придется проводить ее в Згожелицы, не годится ей одной туда 
ехать".
     - Господи боже мой, да что же случилось? Неужто нашлась дочка Юранда?
     Неужто Мацько не к Збышку поехал, а за Збышком? Ты ее видел? Говорил с 
нею? Почему же ты не привез ее и где она сейчас?
     В ответ на град вопросов чех склонился к ногам девушки и сказал:
     - Не прогневайтесь, ваша милость, не могу я вам сразу ответить. Коли воля 
ваша, буду отвечать по порядку.
     - Хорошо! Нашлась она или нет?
     - Нет, но теперь мы точно знаем, что она была в Щитно и что ее увезли 
куда-то в восточные замки.
     - Почему же мы должны сидеть в Спыхове?
     - А вдруг она найдется?.. Тогда, ваша милость... дело такое... незачем 
тогда...
     Ягенка умолкла, только щеки у нее покраснели.
     - Я думал и все еще думаю, - продолжал чех, - что нам не вырвать ее живой 
из лап этих псов, но все в руках божьих. Расскажу вам по порядку.
     Приехали мы в Щитно, ну, ладно. Рыцарь Мацько показал помощнику комтура 
письмо Лихтенштейна, а тот замолоду носил меч за Куно, на наших глазах 
поцеловал он печать и принял нас радушно, ни в чем не заподозрил. Будь у нас 
хоть горсточка людей под рукой, замок можно было бы захватить, так он нам 
доверял. И с ксендзом видеться нам никто не мешал; две ночи мы с ним 
протолковали, и рассказал нам ксендз дивные дела, от палача он про них дознался.

     - Палач немой.
     - Немой, но ксендзу на пальцах умеет показывать, и тот так хорошо понимает,
 будто палач живым словом все ему рассказывает. Дивные дела, и перст божий в 
них виден. Палач отрубил Юранду руку, вырвал ему язык и выжег глаз. Такой он 
человек, что, коли велят ему мужа пытать, ни перед чем он не остановится, 
прикажи человека зубами разорвать - разорвет. Но ни на одну молоденькую девушку 
он руки не поднимет, какими бы пытками ему ни грозили. А стал он таким потому, 
что когда-то была у него дочка единственная и любил он ее без памяти, а 
крестоносцы ее...
     Глава осекся, не зная, как продолжать. Видя это, Ягенка сказала:
     - Что вы мне про дочку палача толкуете!
     - Это к делу относится, - ответил чех. - Когда наш молодой пан зарубил 
рыцаря Ротгера, старый комтур Зигфрид чуть не помешался. В Щитно болтали, будто 
Ротгер был его сыном, и ксендз говорил нам, что родной отец не мог бы так 
любить сына, как Зигфрид любил Ротгера. И из мести продал он душу дьяволу, 
палач это видел! Зигфрид разговаривал с убитым, как вот я с вами, а тот в гробу 
то смеялся, то зубами скрежетал, то облизывался почернелым языком от радости, 
что старый комтур пообещал ему голову пана Збышка. Но добыть голову пана Збышка 
Зигфрид тогда не мог и велел пока мучить Юранда, а потом положил язык его и 
руку в гроб Ротгеру, который начал пожирать сырое мясо...
     - И слушать-то страшно такое. Во имя отца, и сына, и святого духа, аминь! 
- проговорила Ягенка.
     И, поднявшись, подбросила в печку дров, потому что уже совсем свечерело.
     - Да! - продолжал Глава. - Не знаю, как оно будет на страшном суде, ведь 
все, чего лишили Юранда, должно к нему вернуться. Но не постигнуть этого 
человеческим разумом. Палач тогда все видел. И вот, накормив упыря человеческим 
мясом, старый комтур отправился за дочкой Юранда; видно, мертвец шепнул ему, 
что хотел бы запить мясо невинною кровью... Но палач, который, как я уже 
говорил, на все способен, только не может вынести, когда девушке чинят обиду, 
загодя притаился на лестнице... Ксендз говорил, что он не в своем уме и скот 
сущий, одно это отлично понимает, и, когда нужно, никто не сравнится с ним в 
хитрости. Сел это он на лестнице и ждет, а тут и комтур приходит. Услышал он 
чье-то дыхание, увидел сверкающ