е глаза и очень испугался, понял, что это упырь.
 А палач как ахнет его кулаком по загорбку! Думал хребет ему перебить, так, 
чтобы и следа не осталось, однако не убил. Упал комтур без памяти и захворал со 
страху, а как выздоровел, боялся уже покуситься на дочку Юранда.
     - Да, но он увез ее.
     - Увез и вместе с нею захватил и палача. Он не знал, что палач защищал ее, 
думал, сила неведомая, то ли злая, то ли добрая. Все же он решил не оставлять 
палача в Щитно. Боялся, что ли, как бы тот не выдал его... Он хоть и немой, но 
дойди дело до суда, так через ксендза мог бы все рассказать... Под конец ксендз 
вот что сказал рыцарю Мацьку: "Старый Зигфрид сам не убьет дочки Юранда, боится,
 а если и велит кому другому это сделать, так, покуда Дидерих жив, он не даст 
ее в обиду, тем более что один раз уже спас ее".
     - А ксендз знает, куда ее увезли?
     - Точно не знает, но слыхал, что там про Рагнету <Рагнета (до 1946 г. 
Рагнит) - ныне г. Неман Калининградской области РСФСР.> толковали, - это замок 
неподалеку от литовской или жмудской границы.
     - Что же сказал Мацько?
     - Выслушал рыцарь Мацько ксендза и сказал мне на другой день: "Коли так, 
то, может, мы и найдем ее; но мне, не теряя ни минуты, надобно к Збышку спешить,
 а то крестоносцы заманят его, как Юранда заманили. Стоит им сказать, что они 
отдадут Дануську, если он сам за нею приедет, и он поедет, а тогда старый 
Зигфрид так люто отомстит ему за Ротгера, что никто о такой мести и не 
слыхивал".
     - Верно, верно! - воскликнула в тревоге Ягенка. - Это хорошо, коли Мацько 
потому поторопился!
     Немного погодя она снова обратилась к Главе:
     - В одном только он ошибся - что услал вас сюда. Ну к чему оберегать нас в 
Спыхове? Нас и старый Толима убережет, а вы, такой сильный и ловкий, 
пригодились бы там Збышку.
     - А кто вас, панночка, в случае чего отвезет в Згожелицы?
     - В случае чего вы могли бы приехать раньше их. Понадобится же им послать 
сюда весточку, вот они и перешлют ее через вас, а вы тогда и отвезете нас в 
Згожелицы.
     Чех поцеловал ей руку и спросил взволнованным голосом:
     - А вы на это время здесь останетесь?
     - Бог хранит сироту! Здесь останемся.
     - И не будет вам скучно? Что вы будете здесь делать?
     - Буду бога молить, чтобы вернул Збышку счастье и сохранил всех вас в 
добром здоровье.
     И при этих словах она горько расплакалась.
     А оруженосец снова склонился к ее ногам.
     - Вы, - сказал он, - как ангел небесный.

XIV

     Но Ягенка утерла слезы и, взяв его с собой, пошла к Юранду, чтобы 
рассказать ему новости. Юранд сидел в большой светлице с ксендзом Калебом, 
Анулькой и старым Толимой; у ног его лежала ручная волчица. Местный костельный 
служка, бывший в то же время и песенником, пел под звуки лютни песню о давней 
битве Юранда с "нечестивыми крестоносцами", а слушатели, подперев руками головы,
 задумчиво и грустно внимали ему. Сияла луна, и в комнате было светло. После 
жаркого дня настал тихий, очень теплый вечер.
     Окна были отворены, и при свете луны было видно, как летают по комнате 
майские жуки, которые роились в листве лип, росших во дворе. В печи все же 
тлели головни, и слуга подогревал на огне мед, смешанный с подкрепляющим вином 
и пахучими травами.
     Песенник, вернее, служка ксендза Калеба, затянул как раз новую песню "О 
счастливой битве":
     Едет Юранд, едет, конь под ним игрений... - когда в светлицу вошла Ягенка 
и поздоровалась:
     - Слава Иисусу Христу!
     - Во веки веков, - ответил ксендз Калеб.
     Юранд, седой как лунь, сидел на скамье, опершись на подлокотники, и 
услышав голос Ягенки, тотчас повернулся к ней и приветливо закивал головой.
     - Из Щитно приехал оруженосец Збышка, - сказала девушка, - и привез вести 
от ксендза. Мацько уже не воротится, он поехал к князю Витовту.
     - Как не воротится? - спросил отец Калеб.
     Ягенка стала рассказывать обо всем, что узнала от чеха: и о том, как 
Зигфрид отомстил за смерть Ротгера, и о том, как старый комтур хотел отнести 
Дануську Ротгеру, чтобы тот упился ее невинной кровью, и о том, как неожиданно 
спас ее палач. Не утаила она и того, что Мацько надеется теперь вдвоем со 
Збышком найти Данусю, отбить ее и привезти в Спыхов, потому-то и поехал он 
прямо к Збышку, а им велел остаться здесь.
     Голос задрожал у нее под конец, как будто от тоски или горя, а когда она 
кончила, в светлице стало тихо. Только в липах, росших во дворе, раздавался 
соловьиный свист и лился через отворенные окна в комнату. Взоры всех 
устремились на Юранда, который сидел, закрыв глаза, откинув назад голову, и не 
подавал признаков жизни.
     - Вы слышите? - спросил наконец ксендз Калеб.
     Он еще больше откинул голову, поднял левую руку и показал перстом на небо.
     Свет луны падал прямо на его лицо, на седые волосы, на выжженные глаза, и 
было в этом лице столько муки и бесконечной покорности судьбе, что всем 
показалось, будто они видят только душу, освобожденную от плоти, которая 
навсегда отрешилась от земной жизни, ничего уж не ждет от нее и ни на что не 
надеется.
     И снова воцарилось молчание, и снова только соловьи разливались, наполняя 
свистом двор и светлицу.
     Сердце Ягенки исполнилось вдруг неизъяснимой жалостью и любовью к этому 
несчастному старику, и, повинуясь порыву, она бросилась к нему и, схватив его 
руку, стала целовать ее, обливая слезами.
     - И я сирота! - вырвалось и