и в Цеханове 
толковали про письмо Юранда, в котором он пишет, будто она не у крестоносцев.
     - А может, она и впрямь не у крестоносцев?
     - Что вы, ваша милость!.. Ведь если бы ее разбойники похитили, так только 
для того, чтобы получить выкуп. Да и не сумели бы они ни письмо написать, ни 
печать пана из Спыхова подделать, ни столько слуг за нею прислать.
     - Это верно. Но зачем же она нужна крестоносцам?
     - А обиды свои на ней выместить! Им месть слаще меда и вина, да и причина 
есть. Страшен был им пан из Спыхова, а после того, что напоследок он им учинил, 
они вконец распалились... Слыхал я, что и мой пан поднял руку на Лихтенштейна, 
да и Ротгера убил... А я с божьей помощью тевтонскому псу руку изломал. Эх!.. 
Четверо их было, черт бы их, простите, подрал, а теперь один только в живых 
остался, да и тот старик. Мы, ваша милость, тоже можем показать зубы.
     На минуту снова воцарилось молчание.
     - Бойкий из тебя оруженосец, - сказал наконец Мацько. - А как ты думаешь, 
что они с нею сделают?
     - Князь Витовт - могущественный князь, говорят, сам германский император в 
пояс ему кланяется, а что они сделали с его детьми? Мало у них замков? Мало 
подземелий? Мало колодцев? Мало веревок да петель на шею?
     - Господи, спаси и помилуй! - воскликнул Мацько.
     - Дай бог, чтоб молодого пана не заточили, хоть и поехал он к ним с 
письмом от князя и с паном де Лоршем, знатным рыцарем, который герцогам сродни. 
Эх, не хотел я сюда ехать, потому там скорей удалось бы с кем-нибудь сразиться. 
Да пан велел. Слыхал я, как говорил он раз старому пану из Спыхова: "Вы, 
говорит, хитрый? Потому я совсем хитрить не умею, а с ними нужна хитрость! Вот, 
говорит, дядя Мацько, тот бы очень нам пригодился!" Затем-то он меня сюда и 
послал. Но только дочки Юранда и вам, пан, не найти, она уж, верно, на том 
свете, а против смерти - никакая хитрость не поможет...
     Мацько задумался.
     - Да, тут уж ничего не поделаешь, - сказал он после долгого молчания.
     - Против смерти хитрость не поможет. Вот поехать бы туда да хоть дознаться,
 что ту убили, так тогда Спыхов все равно достался бы Збышку, а сам он мог бы 
вернуться и на другой жениться...
     Мацько вздохнул при этом, будто камень у него с души свалился, а Гловач 
спросил робким, тихим голосом:
     - На панночке из Згожелиц?..
     - На ней, - ответил Мацько. - Она к тому же теперь сирота, а Чтан из 
Рогова и Вильк из Бжозовой так навязались, что совсем от них житья девке не 
стало.
     Чех вскочил.
     - Панночка сирота? А рыцарь Зых?..
     - Так ты ничего не знаешь?
     - Господи, да что же стряслось?
     - Оно и верно, откуда тебе знать об этом, коли приехал ты прямо сюда, а 
толковали мы с тобой только про Збышка. Сирота она! Згожелицкий Зых, сказать по 
правде, и места-то дома не пригрел, только тогда, бывало, и посидит, как гости 
у него. А так все ему было скучно в Згожелицах. Написал ему как-то аббат, что 
собирается в гости к освенцимскому князю Пшемку, и его с собой позвал. А Зых и 
рад, он с князем знаком был, не раз с ним пировал. Приезжает это ко мне Зых и 
говорит: "Еду я в Освенцим, а оттуда в Глевицы, а вы приглядите тут за 
Згожелицами". Будто почуяло мое сердце беду, говорю я ему: "Не ездите! 
Постерегите дом и Ягенку, знаю я, что Чтан с Вильком худое замышляют". А надо 
тебе сказать, что аббат, разгневавшись на Збышка, хотел выдать Ягенку за Вилька 
или Чтана, да как поближе к ним пригляделся, отколотил их как-то обоих своим 
посохом и вышвырнул вон из Згожелиц. Оно бы и хорошо, да вот беда, уж очень они 
обозлились. Сейчас спокойней стало, изувечили они друг дружку и лежат, а то ни 
минуты тебе покоя нет. Все на моих плечах: и опекай, и охраняй. А теперь вот 
Збышко хочет, чтобы я к нему ехал. Не знаю, как и быть-то с Ягенкой... Впрочем, 
погоди, дай я тебе сперва про Зыха доскажу. Не послушался он меня, поехал.
     Ну, пировали они там, веселились! Из Глевиц поехали к отцу князя Пшемка 
<Пшемысл (из силезской ветви Пястов), князь освенцимский, погиб в 1406 г., а 
его отец, цешинский князь Пшемысл Носак, жил до 1409 г.>, к старому Носаку, 
который в Цешине княжит. А тут Ясько <Ясько - Януш II (1375 - 1424), князь 
рациборский, женатый на племяннице Ягелло, был союзником Сигизмунда 
Люксембургского.>, князь рациборский, который ненавидел князя Пшемка, возьми и 
подошли к ним разбойников под предводительством чеха Хшана. И князь Пшемко 
погиб, а с ним и згожелицкий Зых, стрела ему в горло воткнулась. Аббата они 
железным чеканом оглушили, так что у него и по сию пору голова трясется, без 
памяти старик и языка лишился, верно тоже навсегда. Но старый князь Носак купил 
Хшана у владетеля Зампаха и так его истязал, что даже старики о таких пытках не 
слыхивали. Но от этого не перестал он тосковать по сыну, и Зыха не воскресил, и 
Ягенки не утешил. Вот тебе и позабавились... Шесть недель назад привезли сюда 
Зыха и похоронили.
     - Такой могучий был богатырь!.. - с сожалением сказал чех. - Я под 
Болеславцем тоже был уже крепким парнем, а ведь он схватил меня и минуты не 
повожжался. Только такая у него была неволя, что не променяю я ее и на волю... 
Добрый, хороший был пан! Вечная ему память