- Неужто князь не мог своих слуг послать? Их ведь уже не воротишь.
     Чех улыбнулся, его насмешила жадность, которую часто обнаруживал Мацько.
     - Молодому пану это сейчас нипочем, - сказал он. - Спыхов большое имение.
     - Большое-то большое, да что толку в нем? Не его ведь еще оно.
     - А чье же?
     Мацько даже привстал.
     - Рассказывай! А Юранд-то?
     - Юранд у крестоносцев в подземелье, и смерть уж у него в головах.
     Бог весть, выживет ли он, а коли и выживет, так воротится ли? А хоть и 
выживет он, и воротится, так ксендз Калеб читал его последнюю волю, велел он 
всем слушаться молодого пана, как хозяина.
     На Мацька эти новости произвели, видно, огромное впечатление; такие они 
были и радостные, и вместе с тем огорчительные, что старик терялся, не зная, 
что и подумать о них, и не мог разобраться в чувствах, которые боролись в нем. 
Весть о том, что Збышко женился, в первую минуту неприятно поразила Мацька, он 
ведь как родной отец любил Ягенку и всеми силами старался свести со Збышком. Но,
 с другой стороны, старик уже как-то привык к мысли, что дело это пропащее, да 
и Дануська приносила роду то, чего не могла принести Ягенка: и княжескую 
милость, и приданое, как у единственной дочки, во много раз большее. Мацько 
видел уже Збышка княжеским комесом, владетелем Богданца и Спыхова, а в будущем 
и каштеляном. Все это легко могло статься в те времена, когда о худородном 
шляхтиче говаривали: "Было у него двенадцать сыновей, шестеро в битвах полегли, 
шестеро каштелянами стали". И народ, и шляхетские роды были на пути к 
возвышению. Богатство только помогло бы Збышку возвыситься, так что алчность и 
родовая гордость Мацька могли быть удовлетворены. Однако у старика были 
основания и для беспокойства. Когда-то ради спасения Збышка он сам отправился к 
крестоносцам и вернулся из этой поездки с железным осколком под ребром, а 
теперь вот Збышко поехал в Мальборк, прямо как волку в пасть. Что он найдет 
там? Жену или смерть? "Косо они будут смотреть на него, - подумал Мацько. - 
Недавно он убил их знаменитого рыцаря, еще раньше напал на Лихтенштейна, а они, 
собачьи дети, мстительны". Закручинился старый рыцарь, подумав об этом, а тут 
еще пришло ему в голову, что Збышко, "горячая голова", непременно станет 
драться с каким-нибудь немцем.
     Впрочем, это его не так беспокоило. Больше всего Мацько опасался, как бы 
крестоносцы не схватили Збышка. "Схватили они старого Юранда и его дочку, не 
побоялись когда-то самого князя схватить в Злоторые, чего это они станут Збышка 
миловать?"
     И тут ему подумалось - что же будет, если парень вырвется из лап 
крестоносцев, а жены не найдет? Сперва Мацько утешился, вспомнив, что после 
жены Збышку достанется Спыхов; но этого утешения не надолго хватило.
     Для старика было очень важно богатство, но не менее важен был и род - 
потомство Збышка. "Коли Дануська пропадет, как камень в воду канет, и никто не 
будет знать, жива она или умерла, Збышко не сможет жениться на другой, и вымрут 
тогда Грады из Богданца. Эх! Не то было бы с Ягенкой!..
     Мочидолов тоже ни наседка крыльями, ни пес хвостом не прикроют, а такая 
девка что ни год рожала бы, как яблоня в саду". И не так уже радовался Мацько 
новым владениям, больше сокрушался, что все так сложилось; в тревоге стал он 
снова выпытывать у чеха, когда же и как Збышко обвенчался.
     - Я уж говорил вам, милостивый пан, - ответил ему чех, - что не знаю, 
когда это было, догадываюсь только, ну а поклясться в том не могу.
     - А все-таки как ты думаешь?
     - Когда пан болел, я от него не отходил и спал с ним в одной горнице.
     Как-то вечером велено мне было уйти, а потом я видел, как к пану прошла 
сама вельможная княгиня, а с нею панна Данута, де Лорш и ксендз Вышонек. У 
панны на голове был веночек, и я даже удивился, ну, а потом подумал, что это, 
верно, ксендз будет причащать пана... Может, тогда это и было...
     Помню, пан велел нарядить его, как на свадьбу; но я тоже подумал, что это 
для причастия.
     - Ну, а как же потом? Они остались одни?
     - Какое там! Не остались! Да хоть бы и остались, так пан тогда и есть-то 
сам не мог, совсем ослаб. А за панночкой уже люди приехали, будто бы от Юранда, 
на рассвете она и уехала...
     - И Збышко с той поры ее не видал?
     - Никто ее с той поры не видал.
     На минуту воцарилось молчание.
     - Как ты думаешь? - снова заговорил Мацько. - Отдадут ее крестоносцы?
     Чех покачал головой, потом нехотя махнул рукой.
     - Мне думается, - медленно сказал он, - что пропала она навеки.
     - Это почему же? - со страхом спросил Мацько.
     - Да если бы они сказали, что она у них, так и надежда была бы. Можно было 
бы жаловаться, либо выкуп заплатить, либо отбить ее силой, а ведь они что 
говорят? "Была, говорят, у нас какая-то девка, отбили мы ее и дали Юранду знать,
 а тот в ней не признал своей дочки, а за наше добро столько нам перебил народу,
 что и в бою столько не потеряешь".
     - Так они показывали Юранду какую-то девку?
     - Говорят, будто показывали. А бог их знает. Может, и не правда, а может, 
другую показали, одно только верно, что тьму народу он перебил и что они готовы 
поклясться в том, что панны Дануты никогда не похищали.
     Трудное это дело. Хоть и велит им магистр отдать ее, так они скажут, что 
нет ее у них, и чем ты докажешь, что она у них? А тут еще лю