Уж так мне жаль, так жаль, а больше 
всего бедняжки панночки.
     - И впрямь бедняжка. Другая матери так не любит, как она отца любила.
     Да и жить ей в Згожелицах стало опасно. Не успела она отца похоронить, еще 
снегом могилу его не засыпало, а уж Чтан и Вильк учинили набег на Згожелицы. По 
счастью, мои люди прослышали про умысел их, и я со слугами поспешил на подмогу 
Ягенке; с божьей помощью здорово мы их тогда поколотили. А Ягенка после боя 
упала мне в ноги: "Не судьба мне за Збышком быть, так ни за кого не пойду. 
Только спасите меня от этих выродков, потому лучше мне смерть принять, чем за 
кого-нибудь из них замуж пойти..."
     Ты, скажу я тебе, Згожелиц сейчас не узнаешь, я там настоящую крепость 
устроил. Чтан и Вильк еще два раза учиняли потом набег, да только ничего у них 
не вышло. Теперь попритихли на время - я уж тебе говорил, так друг дружку 
изувечили, что ни рукой, ни ногой двинуть не могут.
     Гловач ничего не отвечал, только так скрежетал зубами, слушая про Чтана и 
Вилька, будто кто скрипучую дверь отворял да затворял, а потом потер об ляжки 
свои сильные руки, видно почувствовал, что чешутся они у него. Одно только 
слово вырвалось у чеха:
     - Проклятые!..
     Но в эту минуту в сенях раздались чьи-то голоса, дверь внезапно 
распахнулась, и в горницу ворвалась Ягенка со старшим из братьев, 
четырнадцатилетним Яськом, с которым они были схожи, как близнецы.
     Узнав от згожелицких мужиков, которые видели на дороге всадников, что 
какие-то люди, предводительствуемые чехом Главой, поехали в Богданец, она, как 
и Мацько, очень испугалась, а когда ей сказали, что Збышка с ними не было, она 
решила, что стряслась беда, и духом примчалась в Богданец, чтобы узнать всю 
правду.
     - Господи! Что там стряслось?.. - крикнула девушка с порога.
     - А что могло стрястись-то? - сказал Мацько. - Збышко жив и здоров.
     Чех бросился к своей госпоже и, преклонив колено, стал целовать край ее 
платья, однако она ничего не заметила; услышав ответ старого рыцаря, она 
отвернула голову в тень и только через минуту, вспомнив, что надо поздороваться,
 сказала:
     - Слава Иисусу Христу!
     - Во веки веков! - ответил Мацько.
     А она только теперь заметила чеха у своих ног и склонилась к нему:
     - Я, Глава, от души рада тебя видеть, но почему ты покинул своего пана?
     - Он услал меня, милостивая панночка.
     - И что велел тебе делать?
     - Велел ехать в Богданец.
     - В Богданец?.. А еще что?
     - Послал за советом... с приветом и поклоном.
     - Только в Богданец? Ну ладно. А сам-то он где?
     - К крестоносцам поехал в Мальборк.
     На лице Ягенки снова изобразилось беспокойство.
     - Что, ему жизнь не мила? Зачем он туда поехал?
     - Искать, милостивая панночка, то, чего уж ему не найти.
     - Это верно, что не найти, - вмешался Мацько. - Как гвоздя не утвердить 
без молота, так и волю людскую без воли божьей.
     - О чем это вы толкуете? - спросила Ягенка.
     Но Мацько на вопрос ответил вопросом:
     - Говорил ли тебе Збышко про дочку Юранда? Слыхал я, что говорил.
     Ягенка не сразу ответила.
     - Говорил! А почему бы ему не говорить? - спросила она, затаив дыхание.
     - Вот и хорошо, теперь мне легче будет рассказывать, - ответил старик.
     И он начал рассказывать ей обо всем, что слышал от чеха, и сам диву 
давался, отчего это так трудно ему говорить и рассказ его так нескладен.
     Но человек он и в самом деле был хитрый, и уж очень ему не хотелось 
"отпугивать" Ягенку, поэтому он на всякий случай особенно упирал на то, чему и 
сам верил, - что Збышко вовсе и не был мужем Дануси и что она пропала навеки.
     Чех поддакивал старику, то кивая головой, то повторяя: "Ей-же-ей, правда!" 
или: "Так оно на самом деле и есть", а девушка слушала, потупя взор, ни о чем 
не спрашивала и так притихла, что молчание ее встревожило Мацька.
     - Ну, что же ты скажешь? - спросил он, закончив свой рассказ.
     Она ничего не ответила, только две слезинки блеснули у нее на ресницах и 
скатились по щекам.
     Через минуту девушка подошла к Мацьку, поцеловала ему руку и сказала:
     - Слава Иисусу Христу!
     - Во веки веков! - ответил старик. - Что это ты так домой торопишься?
     Осталась бы с нами.
     Но она не захотела остаться, сказала, будто дома на ужин ничего не 
оставила. Хоть и знал Мацько, что в Згожелицах есть старая шляхтянка Сецехова, 
которая могла бы заменить Ягенку, но не очень задерживал девушку, понимая, что 
с печали слезы льются, а не любит человек, чтобы его в слезах видели, вот и 
прячется, словно рыба, которая, почуяв в себе зуб остроги, уходит поглубже на 
дно.
     Он только погладил девушку по голове и с чехом проводил ее во двор.
     Чех вывел из конюшни коня, вскочил на него и поехал следом за панночкой.
     А Мацько, вернувшись, покачал со вздохом головой и проворчал:
     - Ох, и дурень же ты, Збышко!.. Даже пахнет сладко после этой девки в хате.

     И старик совсем закручинился. Вот, подумал он, женился бы на ней Збышко 
сразу, как домой воротился, так уж, может, до этой-то поры была бы и радость, и 
утеха! А теперь что? Только вспомнишь о нем, а у нее уж слеза катится из глаз, 
а парень бродит где-то по свету и будет в Мальборке стену лбом пробивать, 
покуда не разобьет его с