ился, а земли и достатка с него хватит!" - думал он.
     Ягенка тоже была очень рада этому примирению.
     - Коли захочет теперь господь милосердный показать, что мир ему милей 
раздоров, должен он целым и невредимым воротить вам Збышка, - сказала она, 
выслушав, как было дело.
     Лицо Мацька просветлело при этих словах, словно на него упал солнечный луч.

     - И я так думаю! - воскликнул он. - Что и говорить, всемогущ господь, но 
есть средство и на небесные силы, надо только умом пораскинуть...
     - Хитрости вам не занимать стать, - ответила девушка, поднимая глаза.
     А через минуту, словно надумавшись, прибавила:
     - Ох, и любите вы вашего Збышка! Ох, и любите!
     - Кто ж его не любит! - возразил старый рыцарь. - А ты? Так уж будто 
ненавидишь?
     Ягенка напрямик ничего не ответила, только еще ближе придвинулась к Мацьку,
 сидевшему рядом на лавке, и, отворотившись, легонько толкнула старика локтем.
     - Оставьте! И в чем только я перед вами провинилась!

XLII

     Война крестоносцев с Витовтом за Жмудь живо занимала умы людей в 
королевстве, и все напряженно следили за ее ходом. Некоторые были уверены, что 
Ягайло придет на помощь двоюродному брату и скоро начнется великий поход против 
ордена. Рыцарство рвалось в бой, и во всех шляхетских усадьбах толковали о том, 
что многие краковские вельможи, заседающие в королевском совете, склоняются к 
тому, что надо начать войну, что надо раз навсегда покончить с врагом, который 
никогда не довольствуется своим и помышляет о захватах даже тогда, когда 
трепещет перед могущественным соседом. Но Мацько, человек рассудительный, 
бывалый и искушенный, не верил, что скоро начнется война, и не раз говорил об 
этом юному Яську из Згожелиц и другим соседям, которых встречал в Кшесне:
     - Покуда жив магистр Конрад, ничего не будет, он умнее других и знает, что 
это была бы не простая война, а как бы это сказать: "Не тебе смерть, так мне!" 
Он знает, как могуществен король, и до войны не допустит.
     - А ну как король первый объявит войну? - спрашивали соседи.
     Но Мацько качал головой:
     - Видите ли... Всего я насмотрелся и многое уразумел. Будь король из 
нашего древнего королевского рода, что правил у нас испокон христианских веков, 
может, он и ударил бы первый на немцев. А наш Владислав Ягайло (я не хочу 
умалять его достоинство, благородный он государь, дай бог ему здоровья!), 
прежде чем мы выбрали его королем, был великим князем литовским и язычником. 
Христианство он принял недавно, и немцы брешут везде, будто душа у него все еще 
языческая. Не подобает ему первому объявлять войну и проливать христианскую 
кровь. По этой причине он и не выступает на помощь Витовту, хоть руки у него и 
чешутся; я-то знаю, что крестоносцы для него хуже чумы.
     Такими речами Мацько снискал себе славу человека проницательного, который 
всякое дело растолкует тебе и разжует. По воскресеньям в Кшесне его после 
обедни окружала толпа народа, а потом у соседей повелось со свежими новостями 
отправляться в Богданец к старому рыцарю, который тут же разъяснял то, чего не 
могла уразуметь простая шляхетская голова. Мацько радушно принимал всех и 
охотно беседовал с каждым, а когда гость, наговорившись всласть, уезжал, 
неизменно провожал его такими словами:
     - Вы дивитесь моему уму, вот воротится, даст бог, Збышко, тогда будете 
дивиться! Ему в королевском совете впору заседать, уж и башковит же, шельма, уж 
и хитер!
     Внушая гостям эту мысль, он в конце концов внушил ее и самому себе, а 
заодно и Ягенке. Збышко казался им обоим прямо сказочным королевичем.
     Когда наступила весна, они с трудом могли усидеть дома. Прилетели ласточки,
 прилетели аисты, на лугах засвистели коростели, в зеленях закричали перепелки, 
еще раньше прилетели вереницы журавлей и чирков; один Збышко не возвращался. 
Птицы тянули с юга, а с севера крылатый ветер приносил вести о войне. 
Рассказывали о битвах и многочисленных стычках, в которых ловкий Витовт то 
побеждал крестоносцев, то терпел поражение; рассказывали о большом уроне, 
который понесли немцы от зимних морозов и болезней. Наконец по всей стране 
прогремела радостная весть о том, что храбрый сын Кейстута взял Новое Ковно, 
или Готтесвердер, и разрушил его до основания, камня на камне не оставил. Когда 
эта весть дошла до Мацька, он вскочил на коня и во весь опор помчался в 
Згожелицы.
     "Да! - говорил он. - Мне эти места знакомы, мы там со Збышком и Скирвойлом 
здорово поколотили крестоносцев. Там захватили мы достойного рыцаря де Лорша. 
Слава богу, оплошала немчура, нелегкое было дело взять такой замок".
     Но еще до приезда Мацька до Ягенки дошел слух о разрушении Нового Ковно, 
услыхала она и еще одну весть: Витовт начал переговоры о мире. Эта весть 
потрясла ее больше первой: ведь если мир будет заключен, Збышко, если только он 
жив, должен вернуться домой.
     Она стала спрашивать старого рыцаря, может ли это статься, а он, подумав, 
ответил:
     - С Витовтом все может статься, совсем он непохож на других, и из всех 
христианских государей он самый хитрый. Когда ему нужно расширить свою власть в 
сторону Руси, он заключает с немцами мир, а достигнет цели, опять немцев бьет! 
Не могут они справиться ни с ним, ни с несчастной Жмудью. То он ее отнимает у 
них, то назад отдает, и не только отдает