влажным губам, а де Лорш 
воздел в изумлении руки и воскликнул:
     - Ради святого Иакова из Компостеллы <Святой Иакова из Компостеллы - 
патрон основанного в XII в.духовно-рыцарскогоордена Сантьяго-де-Компостелла.>, 
кто эта девица?
     Комтур из Щитно, который был мужчиной не только тучным, но и низенького 
роста, приподнялся на цыпочки и сказал на ухо лотарингскому рыцарю:
     - Дщерь диавола.
     Де Лорш поглядел на него, моргая глазами, затем наморщил брови и сказал в 
нос:
     - Нет, настоящий рыцарь не хулит красоту.
     - Я ношу золотые шпоры, и я - монах, - надменно возразил Гуго фон Данфельд.

     Опоясанные рыцари пользовались таким почетом, что де Лорш опустил голову и 
только через минуту сказал:
     - А я родственник герцогов Брабанта!
     - Pax! Pax! <Мир! Мир! (лат.)> - воскликнул крестоносец. - Хвала 
могущественным герцогам и друзьям ордена, который вскоре вручит вам золотые 
шпоры. Я согласен, что эта девушка красива, но вы только послушайте, кто ее 
отец.
     Однако он ничего не успел рассказать, так как в эту минуту князь Януш сел 
за завтрак и, узнав предварительно у комтура из Янсборка о знатном родстве 
господина де Лорша, дал ему знак занять место около себя. Напротив села княгиня 
с Данусей, а Збышко, как когда-то в Кракове, встал за креслами своих дам, 
готовый служить им. Данусе было стыдно, и она сидела, низко опустив голову над 
миской, но смотрела вбок, так, чтобы Збышко мог видеть ее лицо. С жадностью и 
восхищением смотрел он на ее светлую маленькую головку, на розовую щечку, на 
плечи уже не детские, обтянутые узким платьем, и чувствовал, что новая любовь 
волной поднимается в нем и заливает грудь. На глазах, на губах, на лице он 
ощущал свежие ее поцелуи.
     Когда-то она целовала его, как сестра брата, и как от милого ребенка 
принимал он ее поцелуи. Теперь же при одном воспоминании о них с ним что-то 
творилось, как, бывало, при встречах с Ягенкой: истома и слабость овладевали им,
 но жар таился под ними, как в костре, засыпанном пеплом.
     Дануся казалась ему совсем взрослой девушкой, она и в самом деле выросла, 
расцвела. К тому же при ней много говорили о любви, и как алеют и раскрываются 
лепестки бутона, когда его пригреет солнце, так раскрылись для любви ее глаза, 
и от этого появилось в ней нечто новое, чего не было раньше, - красота уже не 
детская и очарование неотразимое, упоительное, которое исходило от нее, как 
тепло от пламени или аромат от розы.
     Збышко был во власти ее очарования, но не отдавал себе в этом отчета, он 
совсем позабылся. Он забыл даже о том, что надо прислуживать дамам. Он не видел,
 что придворные смотрят на него, толкают друг друга локтями и, подсмеиваясь, 
показывают на него и Данусю. Не заметил он также ни застывшего от изумления 
лица господина де Лорша, ни устремленных на Данусю выпуклых глаз комтура из 
Щитно, в которых отражалось пламя камина, отчего они казались красными и 
сверкали, как у волка. Он опомнился только тогда, когда снова затрубили трубы, 
возвестив, что время отправляться в пущу, и княгиня Анна Данута сказала ему:
     - Поедешь с нами, порадуешься, Дануське о любви своей скажешь, а я тоже 
охотно послушаю.
     И она вышла с Данусей, чтобы переодеться для верховой езды. Збышко тотчас 
выбежал во двор, где конюхи держали уже заиндевелых фыркающих коней для 
княжеской четы, гостей и придворных. Народу во дворе стало поменьше, загонщики 
с тенетами ушли раньше и скрылись уже в пуще. Костры попритухли, день встал 
ясный, морозный, снег скрипел под ногами, и с деревьев под легким дуновением, 
искрясь, осыпался сухой иней. Вскоре из дома вышел князь и сел на коня; за ним 
слуга нес самострел и рогатину, такую длинную и тяжелую, что мало кто владел 
ею; однако князь, обладавший, как все мазовецкие Пясты, необычайною силой, 
легко орудовал ею. В роду Пястов бывали даже девушки, которые, выходя замуж за 
иноземных князей, на свадебном пиру легко скручивали в жгут широкие железные 
тесаки <Цымбарка, которая вышла замуж за Эрнеста Железного, Габсбурга. (Примеч. 
автора.). Цымбарка (ок. 1395 - 1429) была дочерью Земовита IV и Александры. 
Потомки ее и Эрнста были императорами Священной Римской империи.>. Князя 
сопровождали два телохранителя, готовые в случае надобности немедленно прийти 
ему на помощь; они были выбраны из шляхтичей варшавской и цехановской земель; 
страшно было глянуть на них - косая сажень в плечах, могучие, как деревья в 
лесу, они привлекли особое внимание прибывшего из дальних стран господина де 
Лорша.
     Тем временем вышла и княгиня с Данусей, обе в шапочках из шкурок белых 
ласок. Достойная дочь Кейстута лучше владела луком, чем иглой, поэтому за нею 
несли самострел с красивой насечкой, который был только немного легче, чем 
обычно. Збышко преклонил на снегу колено и подставил княгине руку, на которую 
она оперлась ножкой, садясь на коня; затем он посадил в седло Данусю, как в 
Богданце сажал Ягенку, - и все тронули коней. Поезд вытянулся длинной змеей, 
свернул от дома направо и, сверкая и переливаясь на опушке леса, как цветная 
кайма по краю темного сукна, стал медленно въезжать в лес.
     Поезд уже углубился в чащу, когда княгиня обернулась к Збышку и сказала:
     - Что же ты молчишь? Поговори же с нею.
     Но Збышком овладела робость, и, даже ободренный княгиней, он заговорил не 
сразу.
     - Дануська! - промолвил он наконец.
     - Что, Збышко?
     - Я люблю тебя так...
     Он запнулся, тщетно силясь найти слова; трудно это было ему, хоть и умел 
он, как иноземный рыцарь, преклонить перед девушкой колено, хоть и оказывал ей 
всяческие знаки внимания и старался избегать простонародных слов, но тщетно 
силился выражаться с изысканностью, ибо как приволье полей была его душа, и 
говорить он умел только просто.
     Так и сейчас, помолчав минуту, он сказал:
     - Я люблю тебя так, что дух занимается!
     Она подняла на него из-