|
ехе, и ночью готов
перескочить на кого-нибудь из нас. Надо быть поосторожней...
Мацько из Туробоев стал было возражать, однако с некоторым беспокойством
посмотрел на лотарингского рыцаря и в конце концов сказал:
- Бывает, что у одержимого их сидит целая сотня, а как станет им тесно,
они норовят вселиться в других людей. Нет хуже беса, чем тот, которого нашлет
баба.
Он вдруг обратился к рыцарю:
- Слава Иисусу Христу!
- И я его славлю, - с удивлением ответил де Лорш.
Мацько из Туробоев совершенно успокоился.
- Вот видите, - сказал он, - если бы в нем сидел нечистый, рыцарь тотчас
стал бы изрыгать пену или грянулся наземь - я ведь обратился к нему неожиданно.
Можно ехать.
Они спокойно поехали дальше. От Цеханова до Прасныша было не особенно
далеко, и летом гонец на добром коне мог за два часа покрыть расстояние между
этими двумя городами. Но ночью, по снежным сугробам путники подвигались в лесу
гораздо медленней и часто останавливались на привал; выехали они далеко за
полночь, так что до княжьего охотничьего дома, расположенного за Праснышем на
опушке леса, добрались только на рассвете.
Большой низкий деревянный дом, правда с окнами из стеклянных шариков,
стоял под самым лесом. Перед домом виднелись колодезные журавли и два навеса
для лошадей, а кругом множество шалашей, собранных на скорую руку из сосновых
ветвей, и шатров, раскинутых из звериных шкур. В сумеречном свете занимающегося
дня перед шатрами ярко пылали костры, а вокруг них стояли загонщики в
вывороченных кожухах, в лисьих, волчьих и медвежьих тулупах. Большая часть их
была в шапках, вычиненных из звериных голов, и господину де Лоршу казалось, что
это дикие звери поднялись перед кострами на задние лапы. Некоторые стояли,
опершись на рогатины, другие - на самострелы, иные плели из веревок необъятные
тенета, другие вертели перед огнем огромные зубровые и лосиные окорока,
предназначенные, видно, на завтрак.
Отблеск пламени падал на снег, освещая эти дикие фигуры, окутанные дымом
костров и облаками пара, вырывавшегося из ноздрей и поднимавшегося от жареного
мяса, а позади алели стволы огромных сосен и виднелись новые толпы людей, такие
огромные, что лотарингский рыцарь, для которого внове была такая охота, просто
был поражен.
- Ваши князья, - заметил он, - на охоту отправляются как в военный поход.
- Надо вам сказать, - ответил Мацько из Туробоев, - что у них нет
недостатка ни в охотничьем снаряжении, ни в людях. Это загонщики князя; но есть
тут и другие, из лесных дебрей, они приходят сюда торговать.
- Как быть? - прервал его Збышко. - В доме еще спят.
- Подождем, пока не проснутся, - ответил Мацько. - Не станем же мы
стучаться и будить князя, нашего господина.
Он подвел рыцарей к костру, загонщики постлали для них зубровые и медвежьи
шкуры, а затем стали услужливо потчевать гостей дымящимся мясом.
Заслышав чужую речь, у костра стал собираться народ, чтобы поглазеть на
немца. Слуги Збышка тотчас рассказали, что это рыцарь "из заморских стран", и
люди сбились вокруг рыцарей такой плотной толпой, что Мацько из Туробоев
вынужден был употребить власть, чтобы оградить чужеземца от чрезмерного
любопытства. В толпе де Лорш заметил женщин, одетых тоже главным образом в
шкуры, румяных, как наливное яблоко, и необыкновенно красивых, и стал
спрашивать, принимают ли и они участие в охоте.
Мацько Туробойский объяснил ему, что в охоте они участия не принимают, а
приходят с загонщиками, движимые женским любопытством, или являются как на
ярмарку для покупки городских товаров и продажи своих лесных богатств. Так оно
на самом деле и было; даже в отсутствие князя его охотничий дом был как бы
средоточием двух стихий: городской и лесной.
Загонщики не любили выходить из пущи, непривычно им было, когда лес не
шумел у них над головами, поэтому праснышане привозили сюда, на лесную опушку,
свое знаменитое пиво, муку, смолотую на городских ветряках или на водяных
мельницах на Венгерке, редкую в пуще соль, за которой лесные жители очень
охотились, скобяные и кожевенные товары и прочие изделия, а взамен брали шкуры,
ценные меха, сушеные грибы, орехи, лекарственные травы или янтарь, который
довольно легко было достать у курпов. Поэтому около княжеского охотничьего дома
гомон стоял всегда, как на ярмарке, особенно во время охоты, когда и по
обязанности, и из любопытства сюда стекались из лесных недр их обитатели.
Де Лорш слушал рассказы Мацька, с любопытством глядя на загонщиков,
которые жили на здоровом смолистом воздухе, питались, как и большая часть
тогдашних крестьян, главным образом мясом и нередко поражали иноземных
путешественников своим ростом и силой; тем временем Збышко, устроившись у
костра, все поглядывал на окна и двери дома, ему не сиделось на месте. В доме
светилось только одно окно, видно в кухне, так как сквозь щели в неплотно
пригнанных рамах выходил дым. В остальных окнах было темно, и они только
поблескивали в лучах зари, которая с каждой минутой светлела и все сильней
серебрила заснеженную пущу позади дома. В маленькой двери, прорезанной в
боковой стене дома, то и дело появлялись княжеские слуги в кафтанах и с ведрами
или бадейками на коромыслах бежали к колодцам за водой. Когда их спрашивали,
все ли еще спят в доме, они отвечали, что после вчерашней охоты все утомились и
еще спят, но что уже готовится завтрак, который подадут перед выездом на охоту.
Через кухонное окно стал и впрямь проникать запах жира и шафр
|
|