С 
бабой мечом не повоюешь!
     Обрадовавшись, что судьба послала ему такого веселого и благожелательного 
товарища, Збышко стал расспрашивать его сперва про Данусю, потом про обычаи 
мазовецкого двора, потом снова про Данусю, потом про князя Януша, про княгиню и 
снова про Данусю; вспомнив о своем обете, он рассказал Ендреку обо всем, что 
слышал по дороге, и о том, как народ готовится к войне, и о том, как ждет ее со 
дня на день, и спросил наконец, ждут ли войны и в мазовецких княжествах.
     Однако пан из Кропивницы не думал, что война начнется так скоро.
     Народ толкует о войне; но он собственными ушами слыхал, как князь однажды 
говорил Миколаю из Длуголяса, что крестоносцы спрятали когти и что если король 
настоит, так они из страха перед его могуществом освободят и захваченную ими 
землю добжинскую, и, уж во всяком случае, будут оттягивать войну, пока как 
следует не подготовятся.
     - Да и князь, - прибавил он, - недавно ездил в Мальборк. Магистра не было, 
так князя великий маршал принимал и ристалища в честь его устроил, а сейчас у 
князя комтуры гостят, да вот еще новые гости едут...
     Ендрек на минуту задумался и прибавил:
     - Толкуют, будто неспроста гостят крестоносцы у нас и в Плоцке у князя 
Земовита. Сдается, хотят они, чтобы в случае войны наши князья выступили на 
помощь не польскому королю, а ордену, ну, а если не удастся склонить их к этому,
 так чтобы в стороне остались, - но не выйдет по-ихнему...
     - Даст бог, не выйдет. Да разве вы усидите дома? Ведь ваши князья 
подвластны польскому королю. Думаю, не усидеть вам.
     - Не усидеть, - подтвердил Ендрек из Кропивницы.
     Збышко снова бросил взгляд на иноземных рыцарей и павлиньи их перья.
     - А эти что, за тем же едут?
     - Крестоносцы они, может, и за тем же. Кто их знает?
     - А третий?
     - Третий едет из любопытства.
     - Должно быть, знатный рыцарь.
     - Еще бы! За ним едут три кованых повозки с богатым снаряжением да девять 
человек прислуги. Вот бы с таким подраться! Даже слюнки текут!
     - Вам нельзя!
     - Никак нельзя! Князь велел мне охранять их. Волос не упадет с головы у 
них до самого Цеханова.
     - А что, если бы я вызвал их на поединок? А что, если бы они захотели 
драться со мной?
     - Тогда вам пришлось бы сперва со мной драться; нет, покуда я жив, ничего 
из этого не выйдет.
     Збышко ласково посмотрел на молодого шляхтича и сказал:
     - Вы знаете, что такое рыцарская честь. С вами я драться не стану, потому 
что вы друг мне; но в Цеханове я с божьей помощью найду повод, чтобы подраться 
с немцами.
     - В Цеханове делайте все, что вам угодно. Там тоже без ристалищ не 
обойдется, и если дозволят князь и комтуры, так дело может дойти и до поединка.
     - Есть у меня доска, на которой написан вызов каждому, кто станет 
оспаривать, что панна Данута самая добродетельная и самая прекрасная девица на 
свете. Но знаете... люди везде только пожимают плечами и смеются.
     - Иноземный это обычай и, сказать по правде, глупый, у нас его не знают, 
разве только где-нибудь на границе. Вот и этот лотарингский рыцарь все 
приставал по дороге к шляхтичам, требовал, чтобы они прославляли его даму. Но 
никто его не понимал, а я не допустил, чтобы дело дошло до драки.
     - Как? Он требовал, чтобы прославляли его даму? Что вы говорите!
     Верно, нет у него ни стыда, ни совести.
     Тут он устремил на иноземного рыцаря взор, точно любопытствуя взглянуть, 
каков же с виду человек, у которого нет ни стыда, ни совести; однако в душе он 
должен был признаться, что Фулькон де Лорш вовсе не смотрит обыкновенным 
забиякой. Из-под приподнятого забрала глядели добрые глаза, и лицо у рыцаря 
было молодое, печальное.
     - Сандерус! - окликнул вдруг Збышко своего немца.
     - К вашим услугам, - ответил тот, приближаясь.
     - Спроси у этого рыцаря, какая девица самая добродетельная и самая 
прекрасная на свете.
     - Какая девица самая добродетельная и самая прекрасная на свете? - спросил 
Сандерус.
     - Ульрика д'Эльнер! - ответил Фулькон де Лорш.
     И, устремив глаза ввысь, он стал тяжело вздыхать, а у Збышка от такого 
кощунства даже дух занялся, и в негодовании он вздыбил своею скакуна; однако не 
успел он слово вымолвить, как Ендрек из Кропивницы стал на коне между ним и 
чужеземцем и сказал:
     - Не затевать ссоры!
     Однако Збышко снова обратился к торговцу реликвиями:
     - Скажи ему от меня, что он любит сову.
     - Благородный рыцарь, мой господин говорит, что вы сову любите! - как эхо 
повторил Сандерус.
     Господин де Лорш выпустил при этих словах поводья, правой рукой отстегнул 
и снял с левой руки железную перчатку и бросил ее в снег перед Збышком, который 
кивнул чеху, чтобы тот поднял ее острием копья.
     Но тут Ендрек из Кропивницы обратил к Збышку лицо и с грозным видом 
сказал:
     - Повторяю, вы не станете драться, пока я охраняю этих рыцарей. Я не 
позволю драться ни вам, ни ему.
     - Но ведь не я его, а он меня вызвал на поединок.
     - Да, но он вызвал вас за сову. С меня этого достаточно, а если кто станет 
противиться... Смотрите!.. Я ведь тоже умею повернуть наперед пояс.
     - Не хочу я с вами драться.
     - А пришлось бы, потому что